Вариация первая. Простить и отпустить
Уложив спать своего двухлетнего сыночка, Петунья заглянула в комнату племянника. Гарри сидел на подоконнике, завернувшись в одеяло, и сосредоточенно изучал что-то за окном. Хотя что он там видел в такой темноте, оставалось загадкой. Порой возникала мысль, что некоторые черты передались ребенку от крестного. К примеру, вот эта манера вечно сидеть на подоконниках, дико раздражавшая Петунью. Она тряхнула головой, прогоняя мысли о Блэке – нечего портить такой чудесный вечер.
— Ты почему не ложишься? – строго произнесла Петунья, поджав губы, отчего Гарри вздрогнул и тут же молниеносным движением оказался в кровати, скорчив послушную невинную физиономию. А вот это уже отцова черта – резко срываться с места со скоростью снитча.
Петунья покачала головой – не зная его, можно подумать: ангел, а не ребенок. Но ее подобными спектаклями не проведешь.
— Тетя, расскажи сказку, — попросил Гарри абсолютно тем же тоном, каким когда-то обращалась к Петунье с подобной просьбой его мать.
Каждым своим движением этот ребенок невольно напоминал Петунье тех, кто давно ушел из ее жизни. Она грустно улыбнулась, сразу потеряв всю свою суровость, как всегда, когда жестами, словами, интонациями Гарри до боли напоминал Лили, и присела рядом с племянником.
— Только если ты закроешь глаза и будешь лежать тихо-тихо, — голос ее по-прежнему звучал строго, и Гарри тут же выполнил требование.
— Жила-была когда-то девочка. Она была очень доброй, веселой и красивой…
— Она была волшебницей?
— Да, но до поры до времени она об этом не знала.
— Как это? – от удивления Гарри распахнул глаза, но, заметив недовольство тети, снова их закрыл.
— В ее семье ничего не знали о волшебстве и думали, что она обычная девочка. А еще у нее была старшая сестра. И вот однажды старшей сестре пришло письмо…
Высокая светловолосая девочка изучала странный пергамент, не веря своим глазам. Ее приглашали в школу волшебства Хогвартс. Разве может это быть правдой? Ведь волшебники бывают только в сказках! Наверняка – чья-то злая шутка. Да хотя бы этого оборванца, с которым дружила Лили и который вечно что-то болтал о волшебстве.
— А я тебе говорила, что Северус не врет! – раздался рядом торжествующий голос младшей сестры, заставивший Петунью вздрогнуть.
Она медленно перевела взгляд на Лили, с трудом оторвавшись от письма: та нетерпеливо подпрыгивала на месте, отчего в ее рыжих волосах искрами вспыхивали солнечные лучи.
— Он говорил только про тебя, — машинально возразила Петунья.
— Ну, значит, ошибся, — отмахнулась Лили. – А я всегда знала, что если я – волшебница, то ты – тоже. Иначе было бы несправедливо, правда?
И Петунья улыбнулась ей, начиная верить в реальность происходящего.
— Сестры никогда раньше не разлучались и очень скучали друг по другу.
— А куда поступила старшая?
— В Хаффлпафф.
— У-у, а я думал в Гриффиндор!
— В Гриффиндор на следующий год поступила младшая.
Петунья и не подозревала, что будет так скучать по сестре. Она писала Лили обо всем на свете, изливая свои впечатления. Школьная сипуха постоянно летала между Хогвартсом и Литл-Уиндингом туда обратно. А впечатлений было немало – Петунье казалось, что она попала в сказку, и поначалу даже боялась проснуться и обнаружить, что ничего не было.
К концу года она привыкла и освоилась, подружилась с однокурсницами. Но по-настоящему Петунья поверила в свою сказку, когда на следующий год в Хогвартс приехала Лили. На правах старшей она гордо знакомила сестру с чудесами замка и особенностями школьной жизни. Правда, Лили оказалась на другом факультете, но это не мешало им встречаться в свободное от уроков время. Довольно часто к ним присоединялся Снейп, и они представляли собой живое воплощение слов распределяющей шляпы о дружбе между факультетами. Им бы еще какого-нибудь равенкловца в компанию, и был бы полный комплект.
Петунья по-прежнему регулярно ругалась с Северусом по поводу и без, но скорее в силу привычки – она сумела сдружиться с угрюмым приятелем Лили. Всерьез они не ссорились, зато получали море удовольствия от своих перепалок.
— Девочка была очень общительной, в школе у нее появилось множество новых друзей.
— И среди них был мальчик, который играл в квиддич?
— Нет, — со смешком возразила Петунья, — тот мальчик ее неимоверно раздражал.
— Почему? – Гарри сел в постели, уставившись на тетю с недоверием, но под ее суровым неодобрительным взглядом лег обратно.
— Он очень старался произвести на нее впечатление, но способы выбирал для этого не самые удачные. И она считала его хвастуном и задавакой.
На третьем курсе местная звезда квиддича Джеймс Поттер вдруг обратил свое сиятельное внимание на Лили. Петунье ежедневно приходилось выслушивать ее жалобы о том, как он ей надоел. То, что на самом деле Джеймс ей нравился, понимали, кажется, все, кроме самой Лили.
А потом Лили поссорилась с Северусом. Петунья пыталась их помирить, но Лили и слышать ничего не желала. Нет, Петунья знала, что послужило истинной причиной ссоры, и не меньше Лили не одобряла круг общения Северуса. Но ей было его искренне жаль. В чем-то они были очень похожи – оба гордые, нелюдимые, с язвительным характером. А кроме того, Петунья прекрасно поняла то, чего так и не увидела Лили: Северус ревновал ее к Джеймсу и одновременно завидовал мародерской дружбе, что заставляло его раз за разом нарываться на неприятности.
Если бы Лили знала, что ее сестра продолжает общаться с Северусом, последовал бы грандиозный скандал. Но даже страх поссориться с ней не мог остановить Петунью: Северус давно стал ей дороже, чем просто друг. Однако для него существовала только Лили, и Петунья молчала, продолжая тайком встречаться с ним. Иногда ей казалось, что она ненавидит сестру за то, что Северус любит ее, за то, что ей самой эта любовь совсем не нужна. Хотя если бы Лили ответила Северусу взаимностью, Петунья, наверное, возненавидела бы ее еще больше. Но приступы зависти и ревности проходили, и Петунья начинала стыдиться своих чувств и мыслей.
Все терзания и сомнения прекратились внезапно. В то лето, когда Петунья закончила Хогвартс, она узнала, что Северус стал Пожирателем Смерти. Она тогда всю ночь прорыдала в подушку, а на утро выглядела Снежной королевой: холодной и равнодушной. Ни встревоженные родители, ни заботливая Лили так и не смогли от нее добиться, что случилось.
Именно в то лето сестры подружились с Мародерами.
Петунья провела рукой по встрепанным вихрам уснувшего племянника. И надо ж было, чтобы он унаследовал от отца эту неподдающуюся никакой расческе шевелюру, порой вызывающую у Петуньи желание постричь его если не наголо, то хотя бы коротким ежиком.
Этот худенький вихрастый мальчик – все, что осталось ей от погибшей сестры, — был постоянным напоминанием о ней. Тот страшный день она никогда не сможет забыть.
Петунья в оцепенении стояла перед разрушенным домом в Годриковой Лощине, не в силах сдвинуться с места. По лицу неудержимо текли слезы, которых она даже не замечала. Маленький Гарри, наплакавшись, уснул, и Петунья решилась оставить его на пару минут, наложив на свой дом все мыслимые охранные чары. К тому же Дамблдор заверил ее, что благодаря магии крови, в ее доме мальчику ничто не угрожает.
Как же так?! Сказка, восхитившая ее в детстве, вдруг обернулась кошмаром. Малышка Лили… почему это случилось именно с ней?!
Внимание Петуньи привлекла тень, шевельнувшаяся рядом с домом, и, сжав в руке палочку, она осторожно приблизилась.
— Северус? – Петунья мягко положила ему руку на плечо.
Он стоял на коленях, спрятав лицо в ладонях, и тихонько выл, как раненый зверь. От ее прикосновения он взвился в воздух и уставился на нее ошалелыми глазами, в которых ужас сменялся узнаванием и облегчением.
— Что ты здесь делаешь?
Он отвернулся, не удостоив ее ответом. Впрочем, так ли уж нужны были слова?
Ту ночь они провели вместе, отчаянно пытаясь заглушить боль потери в объятиях друг друга. А на утро Петунья обнаружила лишь записку на подушке: «Это я виноват в смерти твоей сестры».
Погасив ночник, Петунья тихонько вышла из комнаты Гарри и спустилась в гостиную.
Ее муж, сидевший у камина, задумчиво глядя в огонь, услышал ее шаги и повернул к ней голову, язвительно спросив:
— Он угомонился, наконец?
Петунья кивнула, тихонько вздохнув: он мог быть очень ласков с сыном, но неизменно холодно держался с ее племянником. Со стороны могло даже показаться, что он его ненавидит. И только Петунья знала, что это всего лишь результат загнанных в глубину души боли и чувства вины, которым не позволяют прорваться наружу и которые тем сильнее разъедают душу. Но он не выносил ни малейшего намека на сочувствие, и с этим приходилось считаться. Петунья села рядом, положив голову ему на плечо. В зеркале напротив она заметила, как дрогнули его губы, а в черных глазах мелькнуло что-то, но они тут же снова приняли отрешенно-равнодушное выражение. Однако Петунья достаточно хорошо его изучила, чтобы не обмануться деланным безразличием.
— Я давно простила тебя, Северус, — прошептала она и почувствовала, как он вздрогнул. — Дело осталось за малым — чтобы ты простил себя.
09.12.2011
Вариация вторая. "Нет больше той любви..." (1)
Джеймс читал «Ежедневный пророк», сидя на диване в гостиной. Точнее, пытался читать: он никак не мог сосредоточиться на газетном тексте, охваченный беспокойством за Сириуса. Тревожные предчувствия не покидали его ни днем, ни ночью, с тех пор как друг стал Хранителем тайны. Но в такие тихие вечера, когда Гарри уже спал, а Лили, тихонько напевая, мыла посуду на кухне, тревога возрастала стократно. Джеймс с трудом сдерживался, чтобы не начать метаться по дому – дать хоть какой-то выход переполнявшим его эмоциям.
В третий раз перечитывая один и тот же абзац, он боковым зрением заметил вспышки заклятий в саду. Кинувшись к окну, он замер, почти не веря глазам: перед домом сражались Дамблдор и Волдеморт. Крикнув Лили, чтобы она спряталась вместе с Гарри, Джеймс схватил палочку и бросился на улицу.
Но едва сделав несколько шагов от двери, он наткнулся на невидимый барьер, не позволявший ему принять участие в сражении. Впрочем, он и не смог бы ничем помочь. Наверное.
Казалось, прошло несколько часов, хотя, может, и несколько минут – Джеймс совершенно потерял счет времени – когда Волдеморт качнулся и рассыпался в прах.
Первые мгновения Джеймс мог только смотреть на то место, где за секунду до того стоял Волдеморт, не до конца уверенный, не сон ли это. Но постепенно он начал понимать, что его все это время смущало в происходящем: как Волдеморт – да и Дамблдор, если уж на то пошло – нашел его дом? Он же под заклятием Доверия – его никто не должен видеть!
Джеймс медленно перевел взгляд на бледного, осунувшегося Дамблдора. Впервые в жизни он видел директора настолько откровенно уставшим.
— Что происходит?
— Джеймс… — Дамблдор помолчал немного, будто не решаясь продолжить. – Заклятие Доверия было разрушено – Сириус погиб.
— Что? – Джеймс отшатнулся назад, не веря своим ушам, и наткнулся на непонятно как оказавшуюся рядом Лили.
С потрясенным вздохом она сжала его руку. А Джеймс, не отрываясь, смотрел на Дамблдора. Это шутка такая? Сириус не мог погибнуть. Только не он! Но глубокое сострадание в глазах директора сказало ему больше, чем любые слова. Джеймс отчаянно замотал головой, не желая принимать новость. Одна единственная мысль билась в ставшей вмиг пустой голове: «Что же я наделал!»
И только на похоронах, глядя на бледное застывшее лицо лучшего друга, Джеймс окончательно осознал свою потерю. Какой же он идиот! Своими руками обрек друга на смерть!
«Прости, Сириус…»
* * *
Проснувшись в больничном крыле, куда его после всего отправил Дамблдор, Гарри не стал открывать глаза, чтобы к нему не начали приставать с расспросами. Он не был готов обсуждать случившееся на кладбище.
А он так надеялся, что ему не придется ни с кем сражаться! О дурацком предсказании, гласившем, что только Гарри сможет победить Волдеморта, родители рассказали ему после второго курса, когда в Тайной комнате он встретился с призраком Тома Риддла. Дамблдор, правда, был против, но родители настояли на том, что Гарри должен быть в курсе того, с чем ему рано или поздно придется столкнуться. Директор тогда еще сказал, что далеко не всегда пророчества сбываются, видимо, чтобы успокоить Гарри. И все это время он надеялся, что именно это не сбудется. Нет, правильно кто-то сказал: надежда – глупое чувство.
Против воли картины пережитого ужаса проносились перед внутренним взором.
Когда из палочки возродившегося Волдеморта вслед за Седриком, Бертой Джоркинс и стариком появилась тень высокого красивого юноши, Гарри сразу узнал его. Он помнил его по многочисленным фотографиям в семейном альбоме, по маминым рисункам. И хотя Гарри никогда не видел его в сознательной жизни, отец и дядя Ремус так часто рассказывали о нем, что казалось, будто он знает его не хуже их. Он всегда был для Гарри примером мужества и верности. Сириус Блэк, его крестный.
— Привет, Олененок, — улыбнулся он.
В этот момент Гарри почувствовал, как в сердце впервые в жизни вспыхнула жгучая ненависть: он знал, что отец до сих пор тоскует по погибшему другу, хоть и никогда не говорит об этом. Да и сам Гарри, наслушавшись рассказов родителей, всегда жалел, что ему не пришлось узнать крестного, пообщаться с ним.
— Приготовься, малыш, — услышал он тихий голос Сириуса, когда сил совсем не осталось, а палочка скользила в руках, готовая вот-вот вырваться. – Разрывай контакт и беги, мы задержим его на некоторое время.
Рядом раздался тихий вздох, и чья-то рука ласково провела по волосам Гарри. Над ним с тревогой в глазах склонилась мама. За ее спиной замер отец с нечитаемым выражением на лице.
— Я в порядке, правда, — поспешил их заверить Гарри, но, кажется, они не очень-то поверили.
Джеймс с Лили не стали расспрашивать сына ни о чем, узнав главное у Дамблдора, а остальное могло и подождать. Но Гарри сам решил рассказать: видимо, накопившиеся эмоции от пережитого потрясения требовали выхода.
Лили, замерев, сидела на кровати рядом с сыном, одной рукой стискивая его ладонь, а другую прижав к губам. В ее глазах смешались ужас, боль, сострадание, желание защитить, оградить… и растерянность. Джеймс и сам чувствовал, как в душе поднимается с трудом контролируемая буря эмоций. Почему это бремя, совершенно непосильное для ребенка, выпало на долю его сына?!
Гарри тем временем рассказывал, как из палочки Волдеморта появлялись призраки убитых людей и… Сириуса.
Джеймс вздрогнул, ясно представив себе эту картину.
— Он назвал меня Олененком, — с каким-то непонятным выражением добавил Гарри.
— Сириус всегда так тебя называл. Намекал на то, что твой отец – олень, — Лили невольно усмехнулась и покосилась на мужа, но улыбка ее тут же погасла.
«Олененок». Полузабытое прозвище всколыхнуло, казалось бы, давно ушедшую боль. Джеймс, как наяву, услышал голос друга, эти его неподражаемо ехидные интонации, в которых парадоксальным образом проскальзывала нежность. Нет, неправду говорят – время не лечит нисколько. Вопреки осознанию всего ужаса происшедшего, на мгновение Джеймсу невыносимо захотелось оказаться в тот момент на месте Гарри.
______________________
(1) «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин; 15:13)
12.12.2011
Вариация третья. "Надо, чтобы в дружбу верил каждый человек" (1)
Северус забрался на табурет, и в следующее мгновение профессор МакГонагалл надела ему на голову распределяющую шляпу, закрыв обзор. С замиранием сердца он ждал приговора, сам уже не зная, чего хочет больше – быть с Лили или все-таки оказаться в Слизерине.
— Зачем тебе Слизерин, малыш? – раздался в его голове тихий голос, от которого Северус чуть не подпрыгнул. – Ты совершенно не подходишь для этого факультета.
— Но… — Северус хотел было заспорить, но так ничего и не сказал.
А и правда – зачем ему Слизерин? Шляпа хмыкнула и объявила на весь зал:
— ГРИФФИНДОР!
* * *
Лили, открывшая Северусу дверь, выглядела расстроенной, испуганной, и, судя по покрасневшим глазам, она только что плакала.
— Что случилось? – спросил он с тревогой.
Она только мотнула головой, приглашая его в дом. В гостиной возле камина сидели Джеймс и Сириус, со столь несвойственным им мрачным выражением на лицах, что Северус запаниковал. Что ж такое происходит-то?! Друзья молча кивнули, не улыбнувшись и лишь мельком взглянув на него, после чего снова уставились друг другу в глаза. Северусу стало совсем нехорошо.
— Кто-нибудь мне объяснит, что здесь происходит?! – требовательно спросил он, нарушая их немой диалог. От волнения в голосе появились нотки раздражения.
Сириус одарил его непонятным взглядом, который живо напомнил тот момент, когда одиннадцатилетний Северус неуверенно устроился за гриффиндорским столом и тут же наткнулся на далеко не доброжелательные взгляды своих недавних попутчиков.
Поттер тогда смотрел на него с неприязнью и презрением, на его лице ясно читалось: «Как ТАКОЕ попало в Гриффиндор?!» А вот по высокомерному лицу Блэка невозможно было понять ничего. Лишь много позже Северус узнал, что весь этот надменный холодный вид – лишь маска, буквально с молоком матери впитанная привычка держать лицо, что бы ни случилось.
Северус тряхнул головой, прогоняя воспоминания. Выражение лица Сириуса, точнее отсутствие всякого выражения, лучше любых слов говорило о том, что случилось что-то по-настоящему серьезное. Северус выжидающе уставился на друзей, требуя ответа. Первым нарушил молчание Джеймс:
— Меня недавно вызывал к себе Дамблдор…
С каждым словом его рассказа Северусу становилось все холоднее. Это какая ж сволочь умудрилась донести Волдеморту о пророчестве? Он тревожно обернулся на Лили, которая застыла рядом с мужем, словно бледное привидение. Как же ей, наверное, тяжело осознавать, что ее ребенок… Северус готов был сделать, что угодно, чтобы защитить и успокоить ее, но не знал, что.
Лили, дорогая девочка… Даже после того, как она вышла замуж за Джеймса и родила ему сына, Северус не переставал ее любить. Хотя никому никогда в этом не признавался. И ей в первую очередь.
— Дамблдор предложил воспользоваться Фиделиусом, — как сквозь туман донеслись до него слова Джеймса. – Я хочу, чтобы Хранителем был Сириус.
— Слишком очевидно, — поморщился Северус.
— Вот и я о том же! – Сириус победоносно посмотрел на друга.
— И что вы предлагаете? – Джеймс передернул плечами, сердито посмотрев на них.
Сириус хотел что-то ответить, но Северус его опередил:
— Надо запутать врага. Везде, где только можно, будем говорить, что Хранитель – я, в то время как им будет Сириус. Таким образом, охотиться будут на меня. Главное, чтобы как можно больше народу об этом услышало. Мы оба, конечно, спрячемся в надежных местах, но, если меня вдруг все-таки найдут, я при всем желании не смогу ничего сказать.
Сириус одобрительно кивнул. На некоторое время все замолчали, обдумывая предложенный план.
— Не нравится мне все это, — раздался недовольный голос Лили. – Почему бы просто не взять Хранителем Дамблдора? Он же предлагал.
— Потому что в Ордене есть предатель, — возразил Сириус. – И кто знает, вдруг этот предатель – в ближайшем окружении Дамблдора?
Лили насупилась, переводя встревоженный взгляд с одного на другого, не убежденная до конца. Но совместными усилиями они уговорили ее, что так будет лучше.
* * *
В качестве убежища для Сириуса нашли домик в ничем не примечательной магловской деревушке, на который они наложили все мыслимые и немыслимые охранные заклинания.
— Как все-таки обманчиво первое впечатление, — задумчиво выдал Сириус, когда Северус уже собирался уходить.
Тот глянул недоуменно, и он пояснил:
— Помнишь, когда мы познакомились в Хогвартс-экспрессе? Мы ведь с Джимом решили тогда, что ты трус.
— Из-за того, что я послушался Лили и ушел с ней? – хмыкнул Северус. Вопроса в его голосе почти не было.
Сириус кивнул:
— Нормальный мальчишка после моей реплики дал бы мне в морду. Ну, или хотя бы съязвил что-нибудь.
— А я ненормальный, — ухмыльнулся Северус.
— Оно и видно, — в тон ему протянул Сириус.
В следующую секунду оба расхохотались. Да уж, первое впечатление…
Возможно, Поттер с Блэком просто не обращали бы внимания на своего замухрышку соседа, тем более что он успел вызвать у них презрение во время знакомства в поезде. Зачем об такого руки марать? Но Северус, задним числом осознав, какое произвел впечатление, возжелал реабилитироваться и сам спровоцировал конфликт. А если учесть, что жить им приходилось в одной спальне… В те дни на несчастную гриффиндорскую башню обрушились настоящие сражения – яростные и беспощадные. Оставалось удивляться, как она выстояла и не развалилась по камешкам. Люпин пытался предотвратить драки, когда они были еще на стадии перепалки, но у него никогда не получалось. С того момента, когда заканчивались слова и начинались действия, он уже не рисковал вмешиваться. Петтигрю, тот и вовсе сразу съеживался в незаметный комочек, а если удавалось, исчезал с места разборок. И только безрассудная Лили не боялась вставать между ними. Впрочем, опять же безрезультатно.
Помимо открытых столкновений в ход шли и всевозможные каверзы, вроде запирания противника в ванной, подкладывания в постель ежей и лягушек, похищения предметов одежды и учебников, и так далее, и так далее. Фантазия у всех троих была богатая.
Самое же забавное в их противостоянии заключалось в том, что обе стороны стремились стать лучше во всем, в том числе в учебе. Учителя не знали, то ли радоваться потрясающим успехам этой троицы, то ли плакать от того, что кто-нибудь из них чуть ли не каждый день попадал в Больничное крыло. Их наказывали, снимали огромное количество баллов, назначали самые тяжелые и неприятные отработки. Не помогало ничего.
Все закончилось внезапно. В октябре в школу привезли гиппогрифов, и Северус решил тайком пообщаться с ними: у первокурсников гиппогрифы в программе не стояли. Эти звери всегда вызывали у него восхищение, но до сих пор ему ни разу не случалось увидеть их вживую. Ночью, когда Люпин и Петтигрю уже спали, а Поттер с Блэком, как всегда, где-то пропадали, он осторожно выбрался из замка и направился к загону с гиппогрифами. Но едва добравшись до него, Северус с раздражением обнаружил, что он не один такой умный. Раздражение усилилось, когда он понял, что умниками оказались Поттер и Блэк. Тут же привычно завязалась перепалка, в ходе которой кто-то додумался предложить соревнования в полете на гиппогрифах, чтобы выяснить, кто из них круче.
Это была совершенно безумная ночь, наполненная азартом, свистящим в ушах ветром и ощущением абсолютной свободы. Но самое безумное было то, что, едва не свернув себе шеи и заработав в итоге целый месяц отработок, мальчишки прониклись друг к другу уважением. С той ночи они перестали драться, хотя по-прежнему ехидно переругивались. Учителя смотрели на них с опаской, пытаясь понять, к чему приведет это странное перемирие. А когда еще некоторое время спустя они сдружились окончательно, вся школа вздохнула с облегчением. Но ненадолго…
Северус улыбнулся воспоминаниям и, уже выйдя из дома, в который раз от всей души порадовался, что жизнь свела его с такими друзьями. Только бы ничего не случилось, и все они пережили эту войну.
________________________
* Е.Птичкин – М. Пляцковский «Совершите чудо»
22.12.2011
Вариация четвертая. Крестный
Едва Волдеморт рассыпался в прах, как Гарри оказался в чьих-то крепких объятиях.
— Больше никогда меня так не пугай, — услышал он глухой голос.
Гарри слабо улыбнулся Сириусу. Только сейчас он подумал о том, что пережили друзья, когда думали, что он умер. Он прижался к крестному, стараясь успокоить его: все закончилось, теперь все будет хорошо. Но тут же отстранился и принялся лихорадочно оглядываться, высматривая друзей. А те уже сами пробирались к нему с тревогой и облегчением на лицах. Кругом царила полная неразбериха: груды камней от обрушившихся стен, раненые, убитые, свои, враги – все измученные, в разодранных мантиях. Последние из оставшихся на ногах Пожирателей поспешили скрыться, пока победители не опомнились. Впрочем, на них никто не обратил внимания – слишком велика была радость победы.
Следующие несколько минут, а может и целый час, Гарри постоянно кто-то обнимал, тряс, поздравлял, так что он начал чувствовать себя тряпичной куклой. Пока Сириус, справедливо рассудив, что Гарри сейчас больше всего мечтает скрыться от всеобщего восторженного внимания, не устроил ему побег из Большого зала. «Что бы я без тебя делал?» — с благодарностью подумал Гарри, оставшись в одиночестве в гриффиндорской башне.
Да, им пришлось бы тяжело в поисках крестражей, если бы не помощь Сириуса.
Несколько месяцев назад.
Дом на площади Гриммо, который служил штаб-квартирой Ордена Феникса и где до тех пор Гарри бывал всего пару раз, стал отличным убежищем. Правда, он был мрачноват и там обитал противный полусумасшедший эльф Кричер, но с этим можно было смириться. Благодаря, как выражался Сириус, паранойе его отца, дом был надежно скрыт ото всех. Здесь можно было спокойно обдумать дальнейшие действия, сюда можно было быстро скрыться, если приходилось спасаться бегством, и здесь нашелся один из крестражей – медальон Слизерина. Сириус тогда, увидев записку из фальшивого медальона, аж в лице переменился. Не успел Гарри спросить, что случилось, как он, потрясенно прошептав: «Рег…» — бросился на второй этаж.
Ребятам оставалось только последовать за ним.
— Что происходит? – требовательно спросила Гермиона, недовольная тем, что чего-то не понимает.
Гарри с Роном, переглянувшись, только пожали плечами. Озарение пришло при виде таблички на двери комнаты, в которой скрылся Сириус:
Не входить
без ясно выраженного разрешения
Регулуса Арктуруса Блэка
Р.А.Б. Это было так просто, что даже не верилось. А уж когда Кричер по приказу Сириуса принес им медальон, Гарри подумал, что как-то очень легко у них все получается.
Правда, в последствии трудностей на их долю хватило, но и тут помощь Сириуса значительно упростила задачу. Взять хотя бы похищение чаши из Гринготтса, куда Сириус отправился один, решительно запретив им выходить из дома. Как оказалось, у него в банке был анонимный сейф, посещением которого он прикрылся, а потом просто заимперил провожающего гоблина, чтобы добраться до сейфа Лестрейнджей. И кстати, именно ему пришла в голову идея, что Волдеморт мог один из крестражей отдать на хранение Беллатрикс, что впоследствии и подтвердилось. Не будь с ними Сириуса, трое подростков потратили бы гораздо больше времени на поиски. Единственным минусом было то, что в конце Гарри пришлось просто сбежать от крестного, иначе тот ни за что не отпустил бы его на верную смерть.
Это было тяжелое время, полное постоянной тревоги за друзей и просто знакомых, за будущее, за успех их миссии. Оставалось только отчаянно, вопреки всему надеяться, что у них все получится, и утешаться воспоминаниями.
Лето 1995 года
Каникулы после четвертого курса стали самыми счастливыми в жизни Гарри, несмотря на тот ужас, который ему пришлось пережить при возрождении Волдеморта. Ведь он ехал в настоящий дом, где его ждали. В прошлый раз Гарри был здесь слишком недолго и не успел как следует все разглядеть.
Двухэтажный дом из красного кирпича находился в стороне от небольшого городка Кент. Сириус, весь тот год проведший в Хогсмите, чтобы быть поближе к Гарри, обустройством дома не занимался. Зато теперь они могли вместе приводить его в порядок. А по вечерам Сириус рассказывал Гарри о его родителях, об их школьных годах. Иногда к этим посиделкам присоединялся профессор Люпин. Гарри впервые в жизни почувствовал, что у него есть настоящая любящая семья, и был бы абсолютно счастлив, если бы не одно «но». Возрождение Волдеморта означало возобновление войны. Сириус часто исчезал, выполняя задания Дамблдора, иногда даже на несколько дней, на время своего отсутствия строго настрого запрещая Гарри выходить из дома. И хотя он говорил, что беспокоиться не о чем и задания эти совсем не опасные, Гарри не очень-то верил.
Перед началом учебного года Сириус подарил крестнику сквозное зеркало, объяснив, что когда-то они с Джеймсом пользовались такими, чтобы разговаривать во время отработок. Будто предчувствовал что. Потому что зеркало очень пригодилось, когда Гарри получил очередное видение от Волдеморта. Страшно подумать, чем все могло бы закончиться, если бы не было этой возможности связаться с Сириусом и Гарри сломя голову помчался бы спасать его. А так отделался легким испугом.
Вернувшись из школы в ставший родным дом, Гарри в который раз порадовался тому, как удачно все сложилось тогда на третьем курсе.
Лето 1994 года
Когда взошла луна и профессор Люпин начал превращаться, Гарри успел только порадоваться, что Рон догадался предложить запереть Петтигрю в клетке в крысином облике. Останься тот человеком, наверняка сбежал бы под шумок. А так – из клетки, обработанной предусмотрительным Люпином заклинанием неразбиваемости, деться ему было некуда.
На это лето Гарри все-таки пришлось вернуться к Дурслям, поскольку Сириусу предстояло еще доказать в суде свою невиновность. Процесс длился до самого сентября. Гарри страшно переживал, однако в суд его не пустили и вообще велели из дома не высовываться. Хорошо хоть Сириус держал в курсе, постоянно в письмах отчитываясь о том, как продвигается дело. Гарри даже на чемпионат по квиддичу не поехал, хотя очень хотелось. Но в данный момент ему было не до квиддича. Ну, почему для того, чтобы осудить невиновного хватило одного дня, а чтобы оправдать понадобилось два месяца?!
В конце августа, когда Гарри, сидя на кровати в своей новой комнате, размышлял о том, что надо бы наведаться в Косой переулок за учебниками, истошный визг тети Петуньи заставил его вздрогнуть. Сорвавшись с места, Гарри помчался вниз, чтобы узнать, что случилось. И чуть не налетел с разбегу на ехидно ухмылявшегося Сириуса, в небрежной позе стоявшего напротив тети. Выглядел он гораздо лучше, чем когда Гарри видел его в последний раз: все еще очень худой, но уже не напоминающий ходячего скелета. Сквозь изможденную маску, подаренную Азкабаном, начал проглядывать его истинный облик, пока еще едва заметно. Зато тетя Петунья выглядела… страшно. Исказившееся то ли от ярости, то ли от ужаса лицо, судорожно стиснутые руки и выражение крайней ненависти в глазах.
— Как-то недружелюбно ты гостей встречаешь, Петунья, — Сириус улыбнулся и подмигнул Гарри поверх плеча тети.
Тот радостно заулыбался в ответ:
— Тебя оправдали?
Сириус кивнул:
— Можешь идти собираться.
— Что значит собираться?! – взвилась отошедшая от шока тетя. – Ты какое право имеешь здесь командовать?! Уголовник!
— Уже нет, — весело возразил Сириус. – А право такое, что я являюсь крестным отцом и опекуном Гарри. И скажи спасибо, что я сегодня добрый. А то у меня прямо руки чешутся опробовать новую палочку, чтобы ты поняла, что нельзя так обращаться с родным племянником.
Пока тетя Петунья открывала и закрывала рот, пытаясь придумать, что ответить на подобную наглость, на шум из гаража прибежал дядя Вернон. Гарри не стал наблюдать за дальнейшими разборками — хотя было любопытно, — поскольку больше всего ему хотелось как можно скорее исчезнуть из этого дома.
Когда на следующий день они с Сириусом отправились в Косой переулок, Гарри старался запечатлеть в памяти каждую секунду этого волшебного дня. Самого волшебного в его жизни: это было… почти как с отцом.
* * *
Гарри долго еще ворочался в кровати: пережитые недавно ужасы не давали уснуть, снова и снова прокручиваясь в сознании. Эта битва оставила глубокий след в душах всех ее участников.
Когда же усталость все-таки победила и Гарри начал засыпать, сквозь полудрему он услышал мягкие шаги и почувствовал, как чья-то рука ласково провела по его встрепанным вихрам. Гарри слабо улыбнулся и окончательно провалился в сон.
30.12.2011
Вариация пятая. Юмористическая
Директриса приюта Памела Элройт внимательно изучила документы молодой женщины, которая хотела усыновить ребенка. С бумагами все было в порядке, да и сама женщина ей понравилась, так что Памела не колебалась ни минуты:
— К нам как раз поступил недавно новорожденный мальчик. В записке говорилось, что его зовут Том Риддл. Но вы, наверное, захотите дать ему свою фамилию, миссис Сандерс?
Миссис Сандрес согласно кивнула:
— Конечно. Я не хочу, чтобы кто-нибудь знал о том, что ребенок усыновленный. Но имя «Том» мне нравится.
* * *
Бракосочетание наследника древнейшего и чистокровнейшего семейства Блэк с полукровкой родственники жениха восприняли на удивление спокойно. Во всяком случае, скандала затевать не стали. Возможно, свою роль в этом сыграла вот уже несколько лет проводимая министром магии Томом Сандресом политика сближения с маглами. Правда, на саму свадьбу родственники не явились, что, в общем-то, новобрачных нисколько не огорчило. Учитывая, что жених еще в шестнадцать лет сбежал из дома, общаться с ними он особо не рвался. Единственным исключением (во всех отношениях) были младший брат Регулус и кузина Андромеда.
Кэтрин, в глубине души опасавшаяся, что родители Сириуса явятся-таки на свадьбу, смогла расслабиться только за праздничным столом, когда окончательно убедилась, что этого не случится. Миссис Вальбургу Блэк она видела всего один раз, но ей хватило. До конца жизни.
Ближе к ночи, когда бурное веселье немного поутихло и гости разбрелись по саду небольшими группками, Кэтрин огляделась в поисках своего новоиспеченного мужа и обнаружила его в компании лучшего друга. Кто бы сомневался. Сириус с Джеймсом что-то тихонько обсуждали, склонив друг к другу черноволосые головы. И Кэтрин поняла, что для полного счастья она должна немедленно выяснить один вопрос.
— Сириус, ты меня любишь?
Он недоуменно приподнял брови:
— А ты думаешь, я от нечего делать на тебе женился?
Кэтрин качнула головой:
— Нет, я имела в виду… насколько сильно?
Сириус чуть нахмурился, внимательно глядя на нее:
— С чего вдруг подобный интерес?
— Просто ответь, — Кэтрин нервно передернула плечами.
— Ладно. Я очень-очень люблю тебя. Как… — Сириус задумался, подбирая наиболее выразительное сравнение. – Как Джима!
— Что-о-о?!
Удивленно наблюдая, как вытягивается лицо жены, Сириус с запозданием осознал, насколько двусмысленно это прозвучало со стороны.
— Нет-нет, ты не поняла, — поспешно начал он оправдываться. – Я вовсе не имел в виду… Просто… Блин! Как же это объяснить!
— Ну уж, объясни как-нибудь! – Кэтрин сложила руки на груди, скептически хмыкнув.
Вот что-что, а объяснять Сириус никогда не умел, особенно то, что ему самому казалось очевидным.
— Слушай, это вовсе не то, что ты подумала…
— А что я подумала? – ехидно вставила Кэтрин.
Сириус протяжно вздохнул и предпринял новую попытку. Кажется, ему удалось-таки успокоить жену. После получаса сбивчивых объяснений.
Однако Сириус ошибался: Кэтрин не успокоилась – несколько минут спустя она уже жаловалась Лили:
— По-моему, он Джеймса любит больше чем меня!
Лили только усмехнулась:
— Привыкай, подруга. Меня тоже это по началу жутко раздражало. Но знаешь – проще смириться.
— Нет, ты не представляешь, что он мне заявил!
Услышав ее рассказ, Лили весело рассмеялась. В ответ на недоуменно-обиженный взгляд она пояснила:
— Я тоже как-то решилась на эту тему с Джимом поговорить. И он ответил мне точно в таких же выражениях. Я его чуть не убила тогда. Одно слово: близнецы сиамские, сросшиеся мозгом – они даже думают одинаково!
Молчаливый свидетель этого разговора не выдержал и фыркнул в свой бокал. Кэтрин насупилась и послала Ремусу обиженный взгляд. Нисколько не смутившись, тот совершенно серьезным тоном, но с озорными искрами в глазах предложил:
— А вы устройте шведскую семью.
— Рем!!! – в два голоса возопили обе девушки.
Ремус расхохотался, уже не сдерживаясь. Спустя секунду Лили с Кэтрин к нему присоединились.
* * *
— Значит так. Детское питание на второй полке. Подгузники в этом шкафу, одежда – в этом. Гулять обязательно каждый день. Укладывать спать после обеда. Все понятно?
Лили строго посмотрела на Джеймса и Сириуса, те театрально вздохнули. Лили с Кэтрин уже по сотому разу повторяли эти инструкции, но, похоже, так и не уверились, что мужья все поняли правильно.
— Да понятно все, чего тут непонятного? – слегка поморщился Сириус, заработал от Кэтрин суровый взгляд и тут же вытянулся по стойке смирно: — Есть, мэм! Все ясно, мэм!
— Клоун! – фыркнула она, изо всех сил стараясь не расхохотаться, чтобы не испортить педагогический эффект.
Увы, зря старалась – Сириус все просек, собака такая, и едва заметно усмехнулся.
Наконец, женщины покинули дом, оставив мужчин наедине с Гарри и Ариадной.
Все было хорошо, пока дети спали: Сириус и Джеймс сидели в гостиной, болтали и смотрели телевизор, который в доме появился по инициативе Лили. А потом проснулась Риа – дом огласил требовательный плач, который разбудил спавшего рядом Гарри, и последний присоединился к девочке. Сириус с Джеймсом поспешили к ним и попытались укачать детей, но они успокаиваться не собирались. Растерянные отцы носили их на руках, строили рожицы, пускали из палочки разноцветные клубы дыма – не помогало ничто.
— Знаешь, Сохатый, наверное, они хотят есть, — задумчиво изрек Сириус.
— Точно, — энергично закивал Джеймс. – Значит так: ты готовишь им еду…
— А почему это я? – возмутился Сириус.
— Потому что ты хоть как-то это умеешь. А я пока попытаюсь их успокоить.
С этими словами Джеймс забрал у друга дочь и подтолкнул его в сторону кухни. Сириусу оставалось только подчиниться. Под двойной детский рев он начал оглядываться на кухне. Так. Что там Лили говорила про детское питание? Кажется, на третьей полке. Там обнаружились горшочки и склянки, заполненные чем-то подозрительно напоминающим ингредиенты для зелий. Значит, все-таки на второй.
С облегчением обнаружив, наконец, банки с детским питанием, Сириус принялся изучать этикетку, пытаясь понять, что с этим делать. Все инструкции Кэтрин и Лили напрочь вылетели из головы. В этот момент плач, доносившийся из гостиной, смолк, и установилась блаженная тишина. Сириус уже хотел пойти посмотреть, как Джеймс добился такого потрясающего результата, но в последний момент решил, что успеет еще – сначала надо разобраться с едой.
Задача оказалась гораздо проще, чем представлялось поначалу: выяснилось, что все уже приготовлено и еду надо только подогреть. Правда, додумался до этого Сириус не сам: через камин связался с Андромедой, и она открыла ему глаза на сей факт, попутно похихикав над выражением лица кузена.
Когда Сириус вернулся в гостиную, он обнаружил, что посреди комнаты стоит величественный олень, с трудом там помещающийся, а дети усиленно пытаются на него забраться, карабкаясь по ногам. Ничего у них, конечно же, не получалось, но они не оставляли попыток. Олень терпел, только изредка встряхивал головой, рискуя зацепить рогами люстру. Сириус согнулся пополам от хохота. Джеймс тут же вернулся в человеческий облик и возмущенно уставился на друга. Потеряв живую игрушку, дети в ту же секунду заревели по новой. Друзья обменялись обреченными взглядами.
Если они думали, что самое сложное позади, то они глубоко заблуждались: Гарри и Риа, которые по идее должны были быть голодными, есть упорно отказывались. Что один, что другая упрямо отворачивались, сжимали губы, отпихивали ложку руками. Джеймс с Сириусом прыгали вокруг них, придумывали отвлекающие маневры, пытались заговорить им зубы, и в итоге целого часа мучений смогли скормить каждому по пол банки картофельного пюре. Остальная порция была в равной степени распределена на мордашках и одежке детей и мантиях отцов.
— Уф! – Джеймс театрально вытер лоб, без сил опустившись на пол.
— А ведь их теперь купать надо, — задумчиво произнес Сириус.
Джеймс посмотрел на него с ужасом. Почти натуральным. Но в следующее мгновение его физиономия просветлела, и он подскочил:
— Зачем купать? Волшебники мы или кто? Эванеско еще никто не отменял.
Вернувшись домой с полными руками подарков для всех, Лили с Кэтрин застыли на пороге, не в силах поверить своим глазам. Складывалось впечатление, что по дому прошелся неслабый ураган. Следы непонятно чего на стенах, разбросанные кругом игрушки и одежда, даже пара перевернутых кресел. И абсолютная тишина. Переглянувшись, подруги с опаской вступили в дом и отправились на поиски его обитателей.
— Что ж тут происходило? – пробормотала Лили.
И мужей, и детей они обнаружили на втором этаже – в детской. Сириус и Джеймс спали вповалку прямо на ковре, а между ними тихо играли Риа и Гарри, переговариваясь между собой на своем младенческом языке.
— Ма! – первым заметил их Гарри.
— Ма! Ма! – в свою очередь обрадовалась Ариадна.
Парни даже не пошевелились. Лили фыркнула, зажала себе рот руками, но не выдержала и звонко рассмеялась. В следующую секунду Кэтрин присоединилась к ней. Джеймс с Сириусом вздрогнули и проснулись. В первую очередь они с тревогой уставились на детей, но, убедившись, что с ними все в порядке, перевели взгляд на веселящихся девушек. У них при этом были настолько умилительно растерянные лица, что Лили с Кэтрин захохотали еще сильнее.
— Знаешь, Кэти, — задумчиво изрек Сириус, когда они успокоились. – Больше никогда в жизни я не скажу, что быть домохозяйкой легко.
Джеймс усиленно закивал, соглашаясь с другом.
12.01.2012
Вариация шестая. Один лишь шаг
Кто читал «Круги по воде», данную вариацию можно не читать.
_________________________________________________
Вернувшись поздним вечером из штаба Ордена, Сириус, не ужиная, рухнул в кровать, но отдохнуть ему не дали. Едва он начал засыпать, как раздался громкий настойчивый стук в дверь. Сириус попытался его проигнорировать – мало ли, может, его нет дома, постучат и уйдут – но гость не успокаивался.
— Сириус, я знаю, что ты дома. Открой, — совершенно отчетливо раздался голос… которого он не слышал уже почти три года.
Подпрыгнув, Сириус рванул к двери, распахнув которую, нос к носу столкнулся с взволнованным и каким-то взъерошенным Регулусом. Пару секунд он в ступоре изучал брата, ни слова ни говоря.
— Может, все-таки пригласишь войти? – несколько нервно усмехнулся тот. – Я уж не говорю о том, чтобы поздороваться. Или ты в Гриффиндоре все манеры растерял?
Сириус молча отступил, давая ему пройти, и Регулус с деланной небрежностью вошел в дом. Но маска скучающего аристократа быстро с него слетела, и он принялся с любопытством оглядываться.
— А неплохо тут у тебя. Уютно.
— Ты зачем пришел? – захлопнув дверь, Сириус остался стоять у входа.
— И это вместо: «Здравствуй, брат, я рад тебя видеть»!
Регулус скорчил до боли знакомую обиженную физиономию, в душе всколыхнулось море противоречивых эмоций. Захотелось сначала врезать ему как следует, а потом схватить в охапку и не отпускать никуда. Вместо всего этого Сириус устало произнес:
— Кончай выделываться. У меня и так был тяжелый день.
Регулус резко помрачнел и уставился себе под ноги. Молчал он долго и вдруг едва слышно произнес:
— Прости меня, Сириус. Ты был прав во всем. Я – дурак, что не послушал.
Сириус удивленно моргнул:
— Ты это сейчас о чем?
— О Темном Лорде, — Регулус поднял глаза, совершенно несчастные. – Ты даже не представляешь, до какой степени он безумен.
В голосе Рега звенело отчаяние и ужас. С чем же он таким столкнулся, что до него дошло, наконец? Сириус кивнул на кресло:
— Садись.
Достав бутылку вина, он протянул брату бокал. Подумал, налил и себе.
— Рассказывай.
И Регулус рассказал. О том, что такое крестраж, Сириус знал – не зря же он рос в семье Блэк – но никогда не думал, что может найтись безумец, который бы решился сотворить с собой подобное. А вот ведь нашелся.