Год первый

Здесь пахнет травами, чернилами и летним утром. Здесь парты исписаны тысячей и одной надписью, и Гермиона тихо хихикает, разобрав чей-то крик души, нацарапанный зелеными чернилами: «Хочу кушать и замуж!!!» Здесь лучи сентябрьского солнца пробиваются сквозь огромные окна, здесь много людей, пока еще не знакомых, но тех, что уже совсем скоро станут почти семьей. Аудитория гудит, словно пчелиный улей, все знакомятся, все расспрашивают, все радостно смеются, узнав, что когда-то давно пересекались на каком-то празднике у троюродной тетушки со стороны матери... Гермиона сидит за своей четвертой партой возле окна, немного в стороне от всеобщего оживленного любопытства, ей совсем не хочется привлекать к своей персоне лишнее внимание. Прошло всего-то лето после Битвы за Хогвартс, всего-то три месяца, и они никак не могут стереть почти маниакальный интерес общественности к «храбрым героям-вызволителям», как окрестил их трио «Пророк».

Гермиона все такая же худющая, не успела отъесть потерянные за год скитаний килограммы, она все такая же бледная и растрепанная и все так же хватается за сигареты при каждом удобном случае — нервишки все еще ни к черту, а дурная привычка прицепилась липучкой, не отделаешься. У Гермионы в глазах все тот же безумный блеск «Учиться, учиться и еще раз учиться!», и она все так же щурит глаза, смотря на осеннее солнце. Вот только верных друзей нет сейчас рядом — Рон пошел помогать Джорджу в магазине, Гарри ломанулся в Школу авроров, Кингсли и ей намекнул, что, мол, приходите, с хлебом-солью встретим, но девушка лишь отрицательно покачала отрицательно головой — навоевалась за последний год, до конца жизни хватит. Поэтому — Академия Зельеваров, факультет противоядий. И в планах — сначала бакалавриат, потом магистратура, потом аспирантура, ну и практика-практика-практика... Может, дело свое открыть — Министерство не поскупилось, в дополнение к Ордену Мерлина Второй степени презентовало личный счет в Гринготтсе на кругленькую сумму...

Но это все — потом-потом-потом, ведь сегодня всего-то первый день учебы на всего-то первом курсе. Гермиона крутит новенькое перо в пальцах и улыбается.

— Не занято возле тебя? — девушка поднимает голову, видит своего нового соседа по парте и обмирает. Перед ней стоит, улыбаясь, Драко Малфой.

Правда, когда до парня доходит, что где-то он эту особу женского пола уже видел, улыбка медленно сползает с лица.

— Мляяяяя, зашибись новую жизнь начал... — немного нервно тянет он, оглядываясь в поисках другого свободного места, но до начала пары всего-то две минуты, и все студенты уже на местах. Гермионе вдруг становится до одури смешно, она смотрит на растерянного Малфоя в его такой неуместной, душной, тяжелой мантии и не может сдержать смех. Только встряхивает непослушными волосами и хлопает ладонью по соседнему стулу:

— Малфой, хорош бухтеть, садись и не привередничай!

Драко как-то обреченно вздыхает и плюхается рядом, доставая из сумки пергамент, перо и чернильницу. Необходимость говорить почти сразу отпадает — в аудиторию вкатывается профессор, и первокурсники мгновенно затихают, благоговейно воззрившись на преподавателя.

А преподаватель именно вкатывается — он из тех людей, про которых думаешь: «Его легче обойти или перепрыгнуть?» Низенький и полный, от него так и веет добродушием, у него синие-синие глаза и воодушевленная улыбка, и Драко сразу же мысленно дает ему кличку — «Колобок».

А когда профессор начинает говорить, всех разбирает смех, потому что голос у него очень тонкий, почти что женский, даже девичий. Но Колобок не обращает на смешки никакого внимания, он уже тараторит что-то о своем предмете, и Драко, сотрясаясь от беззвучного хохота, открывает чернильницу, берет в руку перо и принимается писать конспект, пытаясь вникнуть в смысл.

Профессора зовут Бильбиус Бремменс, и ведет он Волшебные лечебные травы Великобритании. Предмет свой любит до одури — это видно по характерному блеску в глазах и вдодхновленной речи. И если абстрагироваться от довольно комичного образа нового преподавателя, если научиться воспринимать его серьезно, то можно понять, что рассказывает он интересно...

Но у Гермионы не очень получается. Ей хочется смеяться, но она храбро выводит на пергаменте слова о том, что...

— ... так вот, флангиус колючий предпочитает болотистую местность...

Гермиона записывает все аккуратно, но краем глаза косится на Малфоя — тот что-то царапает на парте.

— Ты отвлекся, — шепчет ему уголком рта, а он вздрагивает от неожиданности. Девушка заглядывает через его плечо и видит на поверхности стола нарисованный длиннющий поезд. Сколько в составе вагонов — не сосчитать, а из трубы на ярко-красном паровозе вырываются клубы пара — видно, художник использовал зачарованные чернила. А над нарисованным поездом надпись: «Если ты не голубой — нарисуй вагон-другой!» Малфой не успел дорисовать только одного колеса в своем вагончике.

Гермиона роняет голову на руки, и, закусив губу, без единого звука смеется. Драко едва заметно краснеет, дергает ее за руку и придвигает ее пергамент поближе к себе.

— Харе ржать! Дай-ка лучше перепишу, чего я там пропустил...

Гермиона немного отодвигается, парень внимательно переписывает ценную информацию о том, как отличить флангиус колючий от флангиуса дикого обыкновенного.

Возле входа в Академию на большой перемене народу полным-полно. Кто-то бежит на обед, кто-то спешит домой, кто-то болтает с друзьями. Гермиона вытаскивает из кармана пачку сигарет и прикуривает, пытаясь уложить в голове впечатления. Волшебные травы вообще-то предмет ничего, да и преподаватель вроде толковый, вот только привыкнуть надо к манере его... Вон, в следующий понедельник первое практическое с ним, вторая оранжерея, «Выращивание флангиуса колючего в лабораторных условиях», или как там сказано в методичке... Надо бы библиотеку университетскую потрясти, найти информации побольше...

Малфоя девушка замечает почти сразу. Стоит под деревом, мнется чего-то. Мантию уже расстегнул, волосы растрепал осенний ветер, и выглядит Малфой как-то совсем не аристократично. Ну, совсем не похож на того высокомерного мальчишку, который ей в школе проходу не давал. Да и на перепуганного нервного юношу из Малфой-мэнора, который изо всех сил пытался не узнать Гарри этой весной, тоже не похож. Драко все еще болезненно худой и бледный, но под глазами уже не видно темных кругов, да и улыбка на его лице появляется искренняя, а такого, помнится, раньше за ним не наблюдалось. Видно, легче дышится сейчас, видно, сильно таки им Волдеморт кровушку попортил...

— Грейнджер, хорош пялиться! Я и так знаю, что красавчик... — он подходит и заговаривает первым, девушка такого точно не ожидала, но и с ответом медлить не стала:

— Ага, красавчик, да еще и не голубой, — засмеялась, вспоминая его художества на парте. Малфой надулся.

— Ну тебя в пень. До конца жизни вспоминать будешь?

— Ну так есть ведь что вспомнить!

— Зараза ты, Грейнджер, — тянет Малфой, но тут же делает щенячьи глаза и просит: — Сигаретой угостишь?

— Бери, — девушка протягивает ему пачку. — Давно куришь?

— В прошлом году начал.

— А кто тогда не начинал... — и вдруг замолкают, ведь если развивать тему, то придется вспоминать войну, и страх, и нервы, а этого сейчас ну совсем не хочется. Хватит уже, накушались, по горло сыты.

Тишину нарушает Малфой, деловито спрашивая:

— Что там у нас дальше? — Гермиона роется в сумке, выуживает оттуда расписание.

— Яды. Аудитория восьмая, корпус четвертый, — девушка хмурится задумчиво. — Малфой, а где этот корпус-то?

— А хрен его знает. Пошли искать.

Ищут они долго и упорно, блуждая незнакомыми еще переулками, лавируя между библиотекой, оранжереей №7 и корпусом №2. Переругиваются иногда вполголоса и то и дело зыркают на часы — опоздать в первый день занятий на первую лекцию по одному из профильных предметов не очень-то хочется. Но иначе просто не получается, и когда они все-таки находят нужную аудиторию в нужном здании, пара идет уже пятнадцать минут.

Дама, стоящая возле кафедры, встречает их ледяным взглядом и коротким замечанием:

— Минус два балла каждому.

— Какие еще, к черту, баллы? Не в Хогвартсе же, — бурчит едва слышно Драко, пока они поспешно садятся за свою четвертую парту возле окна.

— Может, здесь похожая система? — шепчет ему в ответ Гермиона.

— Но ведь Колобок никаких баллов не снимал и не добавлял...

— Кто?

— Ну, Бремменс.

— Молодые люди! Извольте представиться, — холодный громкий голос прерывает разговор, и Гермиона заливается краской.

— Гермиона Грейнджер.

— Драко Малфой.

— Я запомню, — только и отвечает дама, отворачиваясь к доске, уже наполовину исписанной формулами. И добавляет, не оборачиваясь: — И еще минус два балла каждому.

Ребята переглядываются, и в глазах Гермионы — испуг, а у Драко — озадаченность. Девушка поспешно начинает переписывать все, что записано на доске, при этом успевая начеркать на клочке пергамента: «Малфой, что делать? Она, похоже, нас невзлюбила!». Парень, оторвавшись на секунду от своего конспекта, дописывает снизу: «Не нас, а тебя». Брови Гермионы удивленно ползут вверх: «Почему только меня?».

— А потому, что я красавчик, и у меня природный магнетизм, — шепчет Драко, но дама у доски немедленно реагирует:

— Минус балл, мистер Малфой.

Драко тихо чертыхнулся, заметив ехидную ухмылочку соседки по парте, и уткнулся в конспект.

* * *

— Это какой-то кошмар. Я себя чувствую перед ней испуганной школьницей! Как вспомню только эту миссис Верти, так сразу коркой ледяной покрываюсь. Она — это симбиоз требовательности МакГонагалл, бдительности Грюма и язвительности Снейпа. И система у нее особенная. Слово сказал без разрешения — минус балл. Опоздал — минус балл. Конспект неаккуратный – минус балл. Ответа не знаешь — минус пять баллов. Ну, соответственно, баллы можно и заработать, но потерять их намного проще. У нее на лекции люди чихнуть боятся! Если к концу семестра останешься в минусе — к зачету не допустит. Мне уже четыре балла отрабатывать надо, — Гермиона грустно вздыхает и сильнее прижимается к Рону.

— Тебе? Ты что, в минус влетела в первый же день?

— У нас все в минус влетели, даже Уорринг, а его вообще на паре не было. Каждый пропуск — минус семь баллов.

— Погоди, все — это все, а ты — это ты. Ты же никогда не теряла баллов! За что их с тебя сняли?

— За опоздание. И разговоры на паре.

— Ты разговаривала на паре? Не по теме? — Рон уже не просто озадачен, он потрясен и взволнован: — Герм, а ты не заболела случайно?

— Да ну тебя, — бурчит девушка, пытаясь обиженно отодвинуться на другую сторону дивана, но сильные руки уверенно возвращают ее на прежнее место.

— Ну и с кем ты разговаривала?

— А вот тут начинается самое интересное. Угадай, с кем я сижу за партой.

— Мммм, Ханна Эббот?

— Нет, она на колдомедика учиться пошла.

— МакМиллиан?

— Нет, чего тебя на Хаффлпафф потянуло?

— Неужели Снейп восстал из мертвых и решил получить свое второе высшее образование?

— Неа, но ты уже близок.

— Сдаюсь.

— Драко Малфой.

— Чегоооо? — глазищи у Рона удивленно расширяются, а рот слегка приоткрывается.

— Того, — смеется Гермиона, довольная произведенным эффектом.

— Змей ползучий?

— Ага.

— Хорек трусливый?

— Ага.

— Немощь белобрысая?

— Ну да.

— Мерлиновы подштанники! И как он?

— Худой, — Гермиона пожимает плечами. — И совсем какой-то немалфоевский.

— Не задирает тебя? Ты, если что, мне сразу говори, я ему такую трепку устрою, что мало не покажется, — девушка смеется и целует парня в щеку.

— Нет, не задирает. И с ним даже как-то... весело.

— Весело? Тебе? С Малфоем? Ты точно не заболела?

— Сама в шоке, честно.

— Ну ты там того, осторожней. Он же все-таки дрянь слизеринская.

— Да ладно тебе. Ты как ребенок, честное слово.

— Волнуюсь за тебя.

— Я знаю, — и ласково его по щеке погладить — родного, теплого, своего. — А еще я староста группы!

— Кто бы сомневался, – тянет Рональд, но тут же получает ощутимый тычок в бок. — Нет, ну ты же у меня самая умная. И ответственная. И если тебя Малфой не испортит за четыре года...

— Ой, да не беспокойся ты о пагубном малфоевском влиянии!

— Да я не беспокоюсь. Мне его даже жалко немного, — еще один тычок не заставляет себя долго ждать. — Все, все, молчу!

— Вот и молчи.

— Вот и молчу.

И хорошо так — вдвоем на диване под одним пледом. И квартирка — даром что крохотная, зато своя. В кухне, повинуясь чарам, сами по себе моются тарелки, а в комнате трещит камин, и тихонько играет какая-то музыка, и можно тереться ласковой кошкой о родное плечо, или шептаться долго-долго ни о чем, или целоваться до умопомрачения, или отогревать свои руки-ледышки под чужой футболкой, или молчать о чем-то своем. А можно еще запустить в дремлющего Рона подушкой и ускакать дикой козой в спальню, и забаррикадироваться там, пока он будет провозглашать гневную тираду и делать вид, что не может дверь открыть. И вообще как-то оно хорошо. Вот так просто — хорошо.

* * *

— Грейнджер?

— Мммм?

— Шоколадную лягушку хочешь?

— Малфой, какую, к черту, шоколадную лягушку? У меня сейчас зелье выкипит!

— А ты аккуратненько так в обратную сторону помешай — и не выкипит.

— Ты откуда знаешь?

— Мне Снейп, между прочим, не просто профессор был, а еще и декан, и крестный заодно. Он меня этими зельями даже на каникулах мучил.

— И вправду не выкипает... Спасибо.

— Не за что. Шоколадную лягушку хочешь?

— Ну, давай. А чего это ты такой добрый вдруг?

— Меня завтра на последней паре не будет, отмажешь?

— Даже и не подумаю.

— Ну Грейнджееееер, ну пожалуйста!

— Нет.

— Ну мне очень надо.

— А я при чем?

— А ты староста.

— И что?

— Ну прикрой, ну чего тебе стоит? Свидание у меня.

— Какая у нас завтра последняя пара?

— Лекция по вступлении в колдомедицину.

— Ладно, придумаю что-нибудь. Эй, куда это ты лягушку убрал? А ну-ка верни на место! Все, давай, заканчиваем зелье, разливаем по бутылочкам и идем сдаваться. Курить хочется.

Они выходят вдвоем из корпуса и бегут к курилке чуть ли не наперегонки. С Малфоем, оказывается, по-настоящему весело. И в аудиториях на лекциях, и возле котла или в оранжереях на практических, и в курилке на переменах, и в библиотеке после занятий. «И совсем он не хорек трусливый», — думает Гермиона, хохоча над какой-то дурацкой шуточкой.

На улице — середина сентября, и солнышко все еще светит ясно на безоблачном небе. Малфой таскает свои рабочие мантии и презрительно фыркает, глядя на Гермионины джинсы, кеды и рубашки в клеточку. Девушка молчаливо показывает средний палец, не отрываясь от зубрежки. Колобок их хвалит, профессора Боулз (теория и практика приготовления заживляющих зелий) и Ровин (противоядия от ядов категории Е) просто в восторге от талантливых студентов, со вступлением в колдомедицину и пищевыми противоядиями тоже проблем нет, зато профессор Верти спуску не дает — яды приходится учить каждую свободную минутку. У Гермионы — нестабильный ноль, у Драко — стабильных минус пять, и никакие правильные ответы не в силах покрыть его вечные опоздания и смешки на парах.

— Гляди, твое рыжее недоразумение идет, — Малфой кивает на дорогу, где вдалеке виднеется долговязая фигура Рона.

Гермиона поспешно тушит сигарету, накладывает на себя освежающие чары и пихает соседа по парте в бок.

— Молчать-бояться!

— Он тебе что, курить запрещает?

— Нет, не запрещает, просто иногда кривится, как среда на пятницу — стыдно становится. Он бросил еще два месяца назад, а я все никак слезть не могу.

Рон подходит близко-близко, и Гермиона виснет у него на шее.

— Привет, — улыбается он. — Опять курила?

— Разит? — девушка виновато зыркает на парня исподлобья. А Уизли смеется тихонько.

— Ага, разит. Освежающими чарами за полтора километра. Пошли, Гарри и Джинни заждались уже, небось. Пока, Малфой.

Драко кивает, насмешливо глядя на парочку, Гермиона машет ему рукой и показывает язык. Рон берет ее за руку, и они аппарируют к "Кабаньей голове".

* * *

Гермиона листает внимательно учебник по волшебным травам, пытаясь обновить в памяти все, прочитанное вчера. За окном хмуро, там моросит противный мелкий дождь, и это навевает сон. Однокурсники заходят в аудиторию, плюхаются на свои места и почти сразу же роняют головы на руки, чтобы досмотреть-таки утренние сны. И Гермиона с радостью бы последовала их примеру, но не может себе такого позволить — староста же!

— Грейнджер, — за спиной раздается знакомый голос, и девушка кивает головой, не отрываясь от чтения:

— И тебе доброго утра, Малфой.

— Может, соизволишь поднять на меня свои светлые очи?

Гермиона раздраженно оборачивается и застывает с открытым ртом. Малфой держит в руках букет ромашек и улыбается.

— С Днем рождения.

— Я.. ооо.. ты...

— Какой богатый словарный запас! Я восхищен!

— Дурак! — буркает девушка, совсем не обижаясь. Она принимает цветы и зарывается в букет носом, вдыхая аромат. — Откуда ты узнал?

— Не поверишь, столкнулся с Избранным на днях, он-то и поведал.

— Ты говорил с Гарри?

— Ну, говорил — это громко сказано. Так, перекинулись несколькими фразами для приличия. И у тебя нос в пыльце.

Нос у Гермионы и вправду перепачкан желтой пыльцой, и она смешно морщится, пытаясь ее стереть.

— Все равно — спасибо.

— Да не за что. Давай пару прогуляем.

— Ты что, спятил?

— Ну так Колобок же, он простит.

— Я староста, Малфой.

— Ты никогда не прогуливала?

— Никогда.

— Никогда-никогда? Что, правда?

— Правда.

— Вот видишь, а жизнь-то уходит. Сколько там тебе сегодня накапало?

— Девятнадцать.

— Старушка. Так, народ, у нашей старосты сегодня День рождения, и мы сваливаем. Прикроете? — нестройный гул голосов можно считать согласием, и Драко поспешно скидывает вещи Гермионы в сумку, пока та стоит, пораженно хлопая ресницами. Потом хватает ее за руку и тащит к выходу, а оттуда можно уже и аппарировать.

Гермиона чувствует себя немного неуютно, она все время вертит головой, ожидая, что вот-вот из-за угла выкатится Колобок и застукает их, но все проходит как по маслу. И через несколько минут они уже сидят в «Трех метлах», попивая сливочное пиво.

— А Уизел что подарил?

— Котенка, — Гермиона улыбается, вспоминая маленькое пушистое чудо, которое разбудило ее сегодня утром.

— Так у тебя же был кот когда-то!

— Был. Косолапус.

— И где он теперь?

— Наверное, погиб, пока я по лесам шаталась... — и становится совсем грустно, и хочется курить, и вспоминается, что в ее прошлый День рождения они сидели втроем на площади Гриммо, и было страшно и тревожно, и было ощущение полной растерянности, и с головой накрывало незнание — доживут ли до следующего девятнадцатого сентября...

— Вот и дожили... — тихо шепчет Гермиона, и подкуривает первую за сегодня сигарету. — Малфой, а как ты это лето пережил?

— Да надо тебе мои страшилки слушать? — Драко хмурится и сам тянется за сигаретой.

— Не хочешь — можешь не рассказывать.

— Да при чем тут — хочу — не хочу. Просто... тебе это надо?

— Надо. Мы же друзья, — и от этого простого «друзья» в душе разливается непонятное тепло, ведь раньше у нее были Гарри и Рон, а теперь есть еще и Драко. И это приятно и радостно, и как-то совсем по-новому.

— Волк свинье не товарищ, — буркает парень, а Гермиона тут же вспыхивает:

— Это ты меня свиньей назвал?

— Да нет, как раз в этой ситуации свинья — это я, — курит нервно и отводит взгляд. Гермиона вздыхает, тянет руку и взъерошивает его светлые волосы.

— Грейнджер, прическу испортишь, — Малфой усмехается, вздыхает и начинает рассказывать. О судебных процессах и допросах, об обысках в Малфой-мэноре и конфискации некоторого имущества, о сумасшедшем облегчении, которое заполонило его, как только услышал «Оправдан». О Поттере, которому теперь спасибо сказать надо бы, да только нужны ли ему его благодарности? О родителях, которые немного пришли в себя, о попытках поступить в Академию, когда ему трижды отказывали в допуске даже на вступительные экзамены.

И Гермиона слушает.

А Малфой рассказывает уже про другое: про девчонок и неудавшиеся свидания, и Гермиона хохочет до слез, слушая о том, как некая Тори Бреттс наложила на него Петрификус, обидевшись на какую-то дурацкую шутку, и ушла домой, не расколдовав. А Драко так и простоял всю ночь под дождем у калитки ее дома, пока чары не развеялись.

— Ты понимаешь, Грейнджер, я просто жить хочу. Не задумываясь ни о каких змеемордых красноглазых уродах. Не боясь. Просто жить, Грейнджер. Мне ведь всего восемнадцать, а иногда чувствую себя стариком столетним.

И Гермиона кивает, потому что тоже об этом думала. Поэтому-то и поступала в Академию, чтобы почувствовать, как это — просто жить, когда наибольшей твоей проблемой становится экзаменационная сессия. Ведь ей все еще иногда снится битва за Хогвартс, и она просыпается вся в слезах, и хорошо, что рядом Рон — успокоит, обнимет, зацелует, и отступят кошмары.

А вечером Гермиона идет домой, там ее ждет праздник, и пришли почти все друзья и сокурсники, весело и радостно, что все живы-здоровы, и волноваться нет причин.

И Гермиона думает, что это лучший ее День рождения за всю жизнь.

И что теперь у нее есть новый друг.

Ее друг Драко Малфой. С ума сойти.

* * *

В библиотеке тихо и сонно, Гермиона дописывает реферат по первичным противоядиям и изо всех сил борется с подступающей дремотой. На улице дождь, его равномерный шум убаюкивает лучше колыбельных, но впереди еще много работы, ведь завтрашнюю пару миссис Верти никто не отменял. Девушка поставила последнюю точку, свернула пергамент и устало потерла глаза. Может, пойти домой и поспать часок? А потом с новыми силами за работу?

— Как успехи? — Малфой приземляется рядом и дергает Гермиону за косичку. — Зачем волосы заплела?

— В глаза лезут, — пожала плечами та. — Нормально дела. Реферат написала, а за яды еще не садилась.

— И я не садился. И не хочу.

— Какой у тебя минус?

— Семь. А у тебя?

— Один. Надо исправлять.

— Ага. Грейнджер, пошли в воскресенье на квиддич.

— Я не люблю квиддич.

— Да иди ты! Как можно не любить квиддич? Тем более, в воскресенье финал! «Сенненские соколы» против «Паддлмир Юнайтед»! У меня два билета в фан-сектор!

— Извини, я действительно не люблю квиддич. В Хогвартсе ходила, потому что Рон и Гарри играли, было за кого болеть. После этого ни разу на матчах не была, да и не тянет. Пригласи кого-нибудь другого. Мэри, например.

— Мы расстались в понедельник.

— Да вы ведь встречались не больше двух недель!

— Она мне надоела. Но даже если бы мы все еще были вместе, на квиддич я ее не повел бы. Вот с тобой — другое дело. Ну и что ты предлагаешь мне делать теперь? Забини в своей Италии, ты отказываешь. Не самому же идти, честное слово!

Гермиона задумывается на минутку, вертит нервно перо в руке, как вдруг поворачивается к другу, и парень замечает танец чертиков в ее глазах.

— А ты Гарри пригласи.

Малфой открывает рот, чтобы что-то ответить, но, видно, слов у него нет, остались одни буквы. Гермиона невозмутимо продолжает.

— Ну а что, он квиддич любит и разбирается в нем. С ним обсудить все можно будет, а что тебе я? Ни бэ, ни мэ, ни кукареку.

— Грейнджер, иди нахер.

— А что так грубо?

— Не пойду я на квиддич с Поттером!

— Почему?

— А то ты не понимаешь!

— По-че-му? — и видно, что девушка уже загорелась безумной идеей и просто так не отстанет. — Кроме того, ты же хотел ему «спасибо» сказать. Вот и будет тебе возможность.

— Я не хочу идти на квиддич с Поттером.

— Это не причина.

И парень вдруг резко вскакивает с места и говорит уже в полный голос:

-Это самая веская причина! Мы с ним чуть глотки друг другу не перегрызли за те годы, что учились в Хогвартсе! Мы только-только научились не осыпать друг друга проклятьями при встрече! Нас хватает только на вежливые кивки и обмен дежурными вопросами! А ты предлагаешь послать ему сову, мол, дружище, пойдем-ка на квиддич в воскресенье?! Я надеялся, ты поймешь! А ты... ты ничего не понимаешь!

— Молодой человек, соблюдайте тишину, здесь люди работают! — библиотекарша смотрит строго, Драко только раздраженно кивает ей, хватает свою сумку и устремляется прочь из библиотеки.

Гермиона злится весь день. И с удвоенной силой атакует учебник по ядам. Вот только мысли где-то далеко-далеко. Она нервно ходит по квартире, держа в руках книгу, и курит — прямо в комнате (ох, попадет ей от Рона вечером, точно попадет!)

Она ведь как лучше хотела! Она думала — помирятся. Она же не просит их пить на брудершафт! Просто можно ведь как-то по-человечески общаться! Гермиона хмурится и тушит очередную сигарету.

— Это ты ничего не понимаешь! — буркает она в пустоту и переворачивает страницу, так ничего и не поняв из предыдущей главы.

Дождь все не успокаивается, и на улице мерзко-мерзко. И дома было бы уютно, но неприятный осадок, который остался после разговора в библиотеке, портит настроение окончательно, так что какой уж тут уют... И на душе как-то неспокойно. Гермиона захлопывает книгу и бросает ее на диван, а сама подходит к столу, вынимает чистый пергамент и выводит фиолетовыми чернилами (за черными просто лень идти в другую комнату): «Прости. Я была неправа».

Но ее отвлекает стук в окно. Там, за стеклом, сидит мокрая сова и сердито стучит клювом в оконную раму, мол, открывай давай, не видишь, ливень на улице. И Гермиона бросается к окну и впускает несчастную птицу в квартиру.

«Прости. Мне не стоило на тебя орать. Я отошлю Поттеру приглашение, все равно он откажется, а ты от меня отстанешь. P.S. Я так ничего и не выучил. На ядах Верти будет зверствовать, так что ты — моя последняя надежда».

Гермиона улыбается. И со спокойной душой открывает учебник.

* * *

— Мир сошел с ума? — Рон озадачен и обескуражен, он едва заметно хмурится и кусает губы. Гермиона бросает на него вопросительный взгляд. — Гарри ходил вчера с Малфоем на финал чемпионата по квиддичу, представляешь?

Гермиона вскакивает дивана, спихнув с колен спящего котенка.

— Что, правда? И как?

Рон удивленно смотрит на нее, но в глазах уже появляется понимание происходящего.

— Ну да, я мог бы и догадаться... Твоя работа?

— Не важно, — и рукава собственного свитера вдруг становятся такими интересными, что оторвать от них взгляд просто невозможно! Рон усмехается, подходит к своей девушке и обнимает нежно за плечи.

— Мир во всем мире, да, родная? — девушка прячет пылающее лицо у него на груди.

— Что, все совсем плохо?

— Да нет... Друг друга они не поубивали, хотя и болели за разные команды. Гарри слегка озадачен и ждет подвоха.

Гермиона тяжело вздохнула.

— Не грусти, маленькая... Они даже по кружке пива в пабе выпили после игры.

— Правда? — и в глазах — надежда. Рон улыбается.

— Правда. Только... ты только меня с ним мирить не вздумай. Гарри еще может пойти на компромисс и попытаться забыть прошлое. Но я.. Я... как бы это сказать... слегка вспыльчивый. Еще морду Малфою набью. Оно мне надо?

— Не надо...

— И мне, если честно, не нравится, что ты с ним дружишь. Но ведь не запрещать же тебе, взрослая девочка, знаешь, что делаешь. Но я все равно ревную немного.

Гермиона смеется и лезет целоваться, шепчет нежно прямо в губы:

— Дурак, да? Ну как к нему ревновать можно? Это же Малфой...

— В том-то и дело, что Малфой... Он для меня как был гадом слизеринским, так им и остался.

Но через минуту все становится уже неважным, далеким, непонятным. Ведь рядом — его девочка, его яркое солнышко среди серых будней, его милая, единственная, нежная... И растворяться в ее объятиях намного приятнее, нежели топиться в собственной ревности.

* * *

Перо скрипит едва слышно, тишину нарушает только шорох переворачиваемых страниц. Драко учится, вгрызается в гранит чертовой науки со всей остервенелостью и упрямством, какие только у него есть. Рядом сидит Гермиона — хмурая, с сосредоточенным лицом и закушенной губой. Через три дня у них первый экзамен, и не просто экзамен, а сразу яды. Тут за ночь не выучишь!

Девушка вдруг резко прячет лицо в ладонях и тонким голосом ноет:

— Малфой, я не сдам эту сессию!

Парень только бросает на нее хмурый взгляд и продолжает писать в своем конспекте об особенностях нейротоксических ядов.

— Малфой, что делать? Я ничего не запоминаю! Она завалит меня, точно завалит! Я думала, что более-менее готова, но сейчас вижу, что не знаю даже пятой части всего материала. Я не успеваю это все выучить! Я не сдам, точно не сдам!

— Грейнджер, сколько у тебя баллов?

— Плюс два. Но это ничего не значит...

— У тебя плюс два, а у меня минус один. И завтрашняя консультация — мой последний шанс! Так что будь добра, закрой свой рот и кончай ныть!

Гермиона пробует возмутиться, но ничего не получается. Становится жалко несчастного растрепанного Малфоя, и она шепчет тихонько:

— Тебе помочь?

Тот буркает что-то невразумительное, но тут же пододвигает свой пергамент.

— Ну объясни ты мне, никотин относится к нейротоксинам? Или считается слишком легким?

Гермиона начинает что-то тарахтеть, парень едва успевает записывать и кивать головой в нужных местах.

А когда они выбредают из библиотеки, на улице уже темно. И перед тем, как аппарировать по домам, останавливаются для того, чтобы выкурить сигаретку-другую.

— Малфой, а чего это на тебя Кэти волком смотрит?

— Да она сама меня бросила, я тут ни при чем, честно! — Драко смеется и выдыхает дым. — Забини приезжал на два дня, ну мы с ним и загуляли. А она как-то о наших похождениях узнала. Короче, отгреб я по полной программе — и скандал, и крики, и обвинения, и не слишком лестные эпитеты в мой адрес. Даже пощечину влепила. Ну и Мордред с ней.

Гермиона смеется, но тут же напускает на себя серьезный вид:

— Останешься холостым такими темпами!

— Мерлин, Грейнджер, мне восемнадцать лет!

— А ты еще ни разу не влюблялся. А жизнь-то уходит.

— Увянь.

— Увядаю. Все, пока, Малфой. Встретимся на завтрашней консультации.

* * *

А после сдачи последнего экзамена Гермиона первый раз в жизни напивается.

Они устраивают с Малфоем набег на все пабы Косой Аллеи, они пробуют все виды алкогольных напитков, они поднимают тосты за то, чтобы «остальные сессии так же легко сдавались, как нам сейчас пьется!» Они ржут бешеными гиппогрифами, вспоминая казусы на практических занятиях (А он ей такой: "Мисс Томас, это ваше зелье? А я уж думал, тут тролля стошнило!»), они обсуждают вопросы, которые им попались и снова пьют. Они курят одну за другой, им весело — впереди каникулы, Рождество, Новый год, встречи с друзьями, прекрасные дни ничегонеделанья... И так долгих две недели!

— Так выпьем же за лося! — важно провозглашает Малфой, а Гермиона удивленно поднимает брови:

— За какого такого лося?

— Ну, чтобы пилося, спалося, елося, любилося... За лося, короче!

— Безграмотный ты, белобрысый! Правильно — пилось, спалось и так далее...

— А ты зануда!

— Я не зануда! Я за лося выпью!

Гермиона опрокидывает в себя очередной стакан огневиски и благополучно засыпает, положив голову на руки.

— Ну воооот. А мне теперь тебя домой тащить что ли? — вопрос риторический, ведь девушка ответить уже не может. Малфой фокусирует взгляд на часах — всего-то десять, и домой вообще не хочется, но что делать? Не в одиночестве же пьянствовать!

И он даже уже оделся, и только когда уже поднял Грейнджер на руки понял, что понятия не имеет, где она живет.

А кто знает? Кто всегда придет на помощь даже главному врагу? Кто всегда рвется всех спасать? Патронуса получается вызвать раза эдак с пятого, но вскоре сияющий лис уносится с весточкой к Поттеру.

Избранный прибывает минут через двадцать, долго ржет и фотографирует спящую Грейнджер на фоне пустого стакана и пепельницы, полной окурков. А потом плюхается на соседний стул и говорит:

— Дома пусто. Джинни из Хогвартса только завтра приедет, и возвращаться в тихий дом как-то не очень хочется.

В итоге Малфой еще час пьет с Поттером, тот все пытается догнать собутыльника, и у него неплохо получается. И смеяться над посапывающей Грейнджер в два голоса оказывается намного веселее.

— За справедливость! — говорит Поттер и выпивает последний стакан. Драко соглашается и допивает свой. — Так, а теперь давай двигать на выход. Они тут недалеко живут, пройдемся, а то аппарировать в таком состоянии опасно — еще расщепит, и собирай потом себя по кусочкам.

И они бредут лондонскими улочками, щедро украшенными рождественскими огнями.

Никто не верит в дружбу между мужчиной и женщиной. «Ну и зря», — думает пьяный Драко, таща на своем плече отключившуюся Гермиону. Нет, Грейнджер, конечно, красивая, и даже очень, но влюбиться в нее совершенно невозможно. Зато вот учиться, курить, смеяться, делиться секретами и напиваться с ней — это запросто!

Рон Уизли слегка офигевает от вида компании, ввалившейся к нему домой в столь поздний час.

— Нет, Гермиона, конечно, предупреждала, что будет поздно, пьяная и не одна, но я понадеялся, что это шутка.

Девушку сгружают на руки рыжему, при этом она просыпается на две минуты, успев за это время признаться Рону в вечной любви и поведать о том, что «этому козлу Малфою всегда везет с билетами», но потом все так же мирно засыпает. Поттер тянет Малфоя в кухню, где они пытаются сделать себе крепкого чаю, но вместо того разбивают одну из чашек.

Рон застает их за безуспешными попытками применить Репаро к осколкам. Избранный шипит, что «Малфой, ну сделай лицо кирпичом, скажем, что это он сам, забыл просто». И за фотоаппарат берется уже Уизли, фотографируя очень серьезного Гарри и Малфоя, который давится смехом, прячась за его спину.

— Уизел, ты меня главное Авадой не убивай, хорошо? — Малфой еле ворочает языком, и голова вдруг кажется такой тяжелой-тяжелой. Рон бурчит что-то о «друзьях-дебилах», «слизеринских хорьках» и «женском алкоголизме», который неизлечим, но в итоге левитирует Драко и Гарри в гостиную, раскладывает там диван и бросает плед — «Замерзнете ведь, придурки!». Дальше Малфой ничего не помнит, потому что почти мгновенно отключается.

А утром он просыпается от звонкого девичьего хохота, который бьет по барабанным перепонкам тяжелым молотом. Голова гудит, веки разлепить тяжело, а во рту пустыня. Рядом кто-то протяжно и жалостливо стонет. Драко с трудом поворачивает голову и видит несчастного Поттера. И тут же над ухом снова звенит смех:

— Что, проспался, пьянь?

— Джинни, любимая, тише... — хрипит Гарри едва слышно, и на лице у него такая нечеловеческая мука, что Малфой тоже начинает хихикать. — Джинни, а у тебя Антипохмельного нет случайно?

— Шиш тебе, а не Антипохмельное, — продолжает веселиться рыжая. — Зато у меня есть презабавные колдографии!

Парни резко, словно по команде, переходят из положения «лежа» в положение «сидя». Переходят — и тут же об этом жалеют, ибо резкие смены положений им еще пока совсем не рекомендованы.

— Поттер, ты помнишь все из вчерашнего вечера?

— Вроде. Не уверен. Но, судя по лицу Джинни, я пропустил что-то очень забавное.

Девушка снова хохочет и протягивает парням несколько снимков. На них те спят на уизлевском диване, крепко друг друга обняв. Причем выглядят очень даже мило.

— Рон даже не поленился встать пораньше и сбегать пленку проявить.

— Поттер, я больше с тобой пить не буду. Ты ко мне, оказывается, пристаешь.

— Это ты ко мне пристаешь! А где, кстати, Рон? Может, за Антипохмельным пошел? — Гарри неустанно верит в крепкую мужскую дружбу, но Джинни только фыркает:

— Ага, размечтался. Вы вчера его чашку любимую разбили, он теперь обижаться будет до Самайна. В душе он, в душе.

Надежда в поттеровских глазах умирает, хоть и последней.

— Вы чего разорались-то? Голова раскалывается... — в дверях появляется Гермиона, одетая в старую растянутую футболку Рона, которая достает ей едва не до колен. Волосы у нее торчат в разные стороны, под глазами черные круги от не смытого вчера макияжа, а цвет лица отдает зеленоватым. Тут уж хохотом разражается вся тройка, а Грейнджер только недовольно морщится.

— А вот и еще одна красавица! Я себе эту колдографию в рамочку поставлю! — Джинни протягивает ей снимок с последнего паба, и зеленоватый цвет лица Гермионы сменяется красным.

— Гады, вы зачем меня фотографировали? Уууу, припомню я это вам! У вас Антипохмельного нету, случайно?

* * *

— Малфой, с Днем рождения тебя и всех благ. Живи, толстей, рожай детей! Вот тебе мой подарок! — и на парту перед довольным, как слон, парнем падает конверт.

— Деньги, что ли? — удивляется Драко, но Гермиона сразу же огревает его учебником по голове:

— Какие, нахер, деньги? Открывай, там кое-что покруче!

Малфой разрывает конверт, и его глаза становятся похожими на небольшие блюдца.

— Грейнджер! Ты что?! Ты мне билеты на «Вервольфов Варфоломея» даришь?!

— Ага, — девушка гордо кивает головой.

— Откуда ты узнала, что мне они нравятся? Я же даже от родителей в детстве их пластинки прятал, увидели бы — растерзали бы!

— Я написала Паркинсон.

— Стоп. Ты? Написала Паркинсон? С какого перепугу?

— Не знала, что тебе подарить. Вот и спросила ее.

— А она-то откуда знает?

— Она была в тебя влюблена. А влюбленная девушка должна знать про своего любимого все, и даже больше.

— Ты хочешь сказать, что знаешь про Уизела все? Даже какой зубной пастой он зубы чистит?

— Мятной. Но это слишком легкий вопрос, учитывая то, что мы живем вместе.

— Вы, девчонки, какие-то помешанные... Но за подарок спасибо! Напишу Забини, пусть приезжает, мы с ним когда-то на третьем курсе из Хогвартса сбегали, чтобы на их концерт попасть! Не обижаешься, что тебя не приглашу?

— Неа, я не люблю музыку волшебников.

— Ты просто в рокешнике не шаришь.

— Это я в рокешнике не шарю?! Да твои «Вервольфы» в сравнении с моими любимыми группами и рядом не стояли! Я просто магловскую музыку люблю.

— И какие же у тебя любимые группы?

— Scorpions. Led Zeppelin. ACDC. The Who. Ramones. Но больше всего все-таки Scorpions люблю. Надо будет как-то тебя на концерт к ним сводить.

— Вот и договорились! И, кстати, как думаешь, стоит пригласить Лорри Смит на свидание?

— Да она же дура набитая!

— Зато сиськи четвертого размера.

Год третий

— Малфой, даже не надейся меня переубедить, я пойду на эту лекцию! — Гермиона поправляет сумку на плече и тушит сигарету.

— Черт побери, Грейнджер, ты проучилась в Академии уже два года. Ты ведь прекрасно знаешь, что Петтерс не отмечает на лекциях! И что толку от его лекций не больше, чем от просмотра комиксов! Сегодня первое сентября, это наша последняя пара, мы с тобой не виделись уже черт знает сколько времени, я приглашаю тебя в Мэнор на пятьдесят грамм чаю, а ты хочешь променять меня — меня! молодого красавчика со счетом в Гринготсе! — на старика-зануду Петтерса, который и говорит-то уже с трудом! А профессорские зарплаты сейчас, знаешь ли, невысоки. И максимум, что он может тебе дать — это полтора часа здорового сна. Грейнджер, не ломайся! Аппарируем ко мне! Там тебя сюрприз ждет! Ну пойдем, ну пожалуйста! — парень дурачится и корчит рожи, девушка закатывает глаза.

— Сегодня первый день учебы. Первый, понимаешь? Ты хочешь, чтобы я прогуляла — а ведь знаешь, что как год встретишь, так его и проведешь! Не хочу прогуливать весь год!

— Мерлин, Грейнджер, ты меня достала. Это вообще про Новый год пословица, и она все равно врет, иначе я начиная лет эдак с шестнадцати не просыхал бы вовсе, ведь когда Биг Бен бьет двенадцать в новогоднюю ночь, я уже пьян... Все, докурила? Вот и славненько! — и Малфой хватает подругу за руку и аппарирует. Та от неожиданности даже теряет на несколько мгновений дар речи, но когда ее ноги касаются пола каминного зала Малфой-мэнора, она уже забывает о пропущенной лекции и своей злости на Драко, который стоит рядом, держит ее за руку и оглядывает свое поместье, гордо выпятив грудь.

— Знаешь, когда я была тут последний раз, здесь все было по-другому... — только и выдавливает из себя Гермиона, потрясенно осматриваясь. А каминный зал действительно преобразился. Стены были разрисованы — какие-то пальмы, цветы, пестрые птицы, невиданные звери — и все такое яркое, разноцветное, солнечное, что даже глаза хочется зажмурить. Огромный стол, который когда-то стоял по центру комнаты, сейчас бесследно пропал, его место занял небольшой стеклянный столик. У дальней стены стоял огромный аквариум, где плавало множество рыбок разных цветов и размеров. А от двери, которая вела в коридор, остался только арочный проем, и в нем вместо тяжелой деревянной двери болталось куча нитей с нанизанными бусинами. Нити раскачивались и ударялись друг о друга с едва уловимым цоканьем.

— Нравится? — спрашивает Малфой, а девушка даже не знает, что ответить — она ослеплена и никак не может прийти в себя. Драко наблюдает за ней с лукавой усмешкой, потом, довольный произведенным эффектом, продолжает: — Луна переехала ко мне несколько недель назад.

— Я так и подумала... — шепчет Гермиона, все еще не в силах оторвать взгляд от яркого безумия комнаты. — А родители что?

Драко заливается громким искренним хохотом.

— Мама долго пила Успокоительное зелье и порывалась упасть в обморок. Отец был … эммм... весьма обескуражен, так сказать. Разрывался между мамой, которую нужно было поддерживать под руки, чтобы не упала, и желанием навешать мне подзатыльников. Долго не мог прийти в себя, потом махнул рукой и пробурчал что-то типа «ты ведь, оболтус, иначе никогда не женишься, а эта хотя бы чистокровная...» Но даже это не главное! Представляешь, они съехали! Луне за неполных полторы недели удалось то, чего я добиваюсь уже два гребаных года! И сейчас они спокойно себе сидят в еще одном нашем поместье, в графстве Кент, там у нас такие виноградники...

Гермиона пораженно слушает друга, не успевая переваривать информацию. Луна и Малфой теперь живут вместе? Его родители умотали черт знает куда? Луна за несколько недель уже перевернула тут все с ног на голову? С ума сойти!

— Малфой, а тебе самому-то глаза не режет все это великолепие?

— Неа, не режет. Я привык уже, наверное. Пошли, я тебя с Бенедиктом познакомлю.

— С кем? — и девушка позволяет утащить себя за руку куда-то за бусины, в темноту коридора.

— С Бенедиктом. Нашим попугаем. Купили его в Новой Гвинее. Он поет матерные частушки и рассказывает пошлые анекдоты. Клевый парень, короче!

* * *

— Грейнджер, как же ты меня достала за эти два года, на протяжении которых я вынужден был делить с тобой парту. Ненавижу курить с тобой после пар. Ты же знаешь, что никотин — это медленная смерть, а если бы ты не тащила меня каждые два часа на перекуры, я бы, наверное, уже давным-давно бросил... А так моя мучительная смерть будет на твоей совести, растрепанное чудовище. Я терпеть не могу видеть твою постную рожу каждое утро. Но больше всего я ненавижу этот маниакальный блеск в твоих глазах, когда приближается сессия. Но все же я пересилил себя и пришел на твой День рождения, так что цени мою доброту...

— Не обращай внимания на дурака, Драко всегда не смешно шутит. С Днем рождения, Гермиона, — Малфой кривится, а Луна улыбается своей потусторонней улыбкой. Именинница обнимает их по очереди и пропускает в квартиру — в этом году она решила не делать большого праздника, так, пригласить самых близких... Но даже самых близких собралось столько, что комнату пришлось расширять заклинанием-удлинителем.

— И подарок у нас для тебя особенный. Эксклюзив, так сказать, — провозглашает Драко, и улыбка у него становится такая коварная-коварная.

— Неужели придумал что-то еще остроумнее прошлогодней футболки? — спрашивает девушка и подозрительно косится на что-то огромное и желтое в руках парня.

— Ну, дорогая, ты же знаешь, Избранный у нас теперь человек семейный, его просто так на попойку не вытянешь, женушка следит за ним зорко...

— Ой, да ладно тебе, Малфой, ты из меня прям подкаблучника делаешь... Надо будет как-то встретится за бутылочкой огневиски... — тянет Гарри из-за стола, но тут же слышится суровый голос Джинни:

— А тебе лишь бы надраться до невменяемости и на меня перегаром всю ночь дышать!

Поттер замолкает, смотрит виноватыми глазами на немного сердитую Джинни и лезет целоваться — так конфликты решаются намного быстрее и приятнее.

— Вот видишь, от этого супергероя со шрамом во весь лоб помощи не дождешься... Но мы с Луной решили отправиться как-то на выходные в Гондурас. И хватит ржать, хорошая страна, между прочим! И вот там мы нашли для тебя идеальный подарок! Смотри!

И Малфой ставит свой подарок на пол и стаскивает подарка ярко-желтую ткань. В комнате повисает напряженная тишина.

— Малфой, а это что? — осторожно спрашивает Гермиона после минутного молчания. Луна начинает тихо хихикать, и Драко обнимает ее одной рукой.

— Это, Грейнджер, морщерогий кизляк, зовут Варфоломей, но если тебе не нравится, можешь назвать как-то по-другому. Он пока не откликается. Вообще, трудно сказать, мальчик это или девочка, но мы с Луной решили, пусть будет мальчик. Вооот. Жрет в основном фрукты и шоколад. Рогами обдирает мебель, имей в виду.

Гермиона смотрит на клетку, в которой сидит фиолетовое лохматое нечто с двумя закрученными винтом рогами и яркими синими глазами. А это нечто подходит к решетке клетки, тычет нос между прутьями и касается им Гермиониной щиколотки холодным носом. Девушка вздрагивает.

И тут тишина разбивается на тысячу осколков от дружного хохота. Все смеются-заливаются, Рон упал с дивана, ржет, даже слезы на глазах выступили, Джинни хлопает ладошками по столу, Гарри хохочет, очки стянул, чтобы не разбить случайно, и только Гермиона застыла в шоке. Наконец сбросила с себя оцепенение, присела на корточки, протянула руку и погладила осторожно лохматика по голове. Тот удовлетворенно закрыл глаза и заурчал.

— Так вы, значит, все-таки существуете... — прошептала Грейнджер, почесывая своего нового питомца за крохотным ушком. — Привет. Я твоя хозяйка. И никакой ты не Варфоломей. Ты Няш.

— Фу, Грейнджер, ну что за имя? Я его, между прочим, в честь "Верфольфов Варфоломея" назвал!

— Ну и дурак. Видишь, ему нравится! Робинзон, иди сюда, негодяй! Знакомиться будешь со своим новым другом!

Огромный пушистый кот тут же оказался возле Гермионы. Его зеленые глазищи с подозрением осматривали непонятное фиолетовое чучело, которое претендовало на внимание и любовь хозяйки. Девушка открыла дверцу клетки, и Няш выкатился из нее, словно большой лохматый шарик.

— Какой смешной! — захихикала Гермиона, а кот Робинзон недовольно дернул хвостом, наблюдая, как морщерог катится в его сторону.

— Ты ему еще вальс какой-нибудь включи, он пританцовывать будет, — хохотнул Малфой. — Но с рогами ты все-таки поаккуратнее. Разнесет ведь вашу хибарку.

— Герм, ну коты и кизляки — это, конечно, прелесть, но мы пить сегодня будем? — интересуется Джордж, и именинница резко поднимается на ноги.

— Ой, и вправду, чего же мы до сих пор не пьянствуем? Так, кому там ближе? Невилл, ну что ты, как неродной? Наливай давай!

Гости подтянулись к столу, а Робинзон все пытался избежать знакомства с упрямым Няшем.

* * *

— Грейнджер, ты колдомедицину на завтра выучила?

— Выучила.

— А скатать дашь?

— Нет, не дам. Не заслужил. Хочешь по-быстрому сдуть — иди к Кристин, она добрая, может, на нее твой щенячий взгляд подействует.

— Ты зануда и задавака.

— Ага. А ты раздолбай и бездельник.

— Грейнджер, у меня проблема.

— Сказала уже — скатать не дам.

— Да это не с учебой. У меня, кажется, с Луной проблема, — Гермиона отрывает взгляд от пергамента, откладывает перо в сторону и внимательно всматривается в лицо Драко. Тот заинтересованно разглядывает свои пальцы.

— Выкладывай, — и голос у Грейнджер суров, а тон профессорский.

— Ну... Понимаешь, мы с Луной... ну, как бы друзья.

— То есть как — друзья?

— Понимаешь, она очень классная. Она такая классная, ты даже не представляешь! С ней интересно. С ней весело. Да я с ней вместе за этих десять месяцев полмира объездил! Жить с ней прекрасно. Одеяло она по ночам не крадет, и домовики ее слушаются беспрекословно. С ней любая безумная затея становится реальностью. Я себя свободным с ней чувствую. С ней можно и напиться до поросячьего визга, и в кино магловское на какую-то дурацкую комедию сходить, и на квиддиче сорвать горло... Но... я боюсь, это не то.

— Мерлин, чего вам, мужикам, надо-то? Идеальная девушка вроде!

— Да. Идеальная. Необычная. Непредсказуемая. Немного сумасшедшая. Светлая. Добрая. Милая. Красивая. Чего мне, идиоту, надо?

— Малфой, я тебя предупреждала — обидишь Луну, я тебя поколочу.

— Да в том-то и суть, что я чего-то не уверен, что я ее обижу. По-моему, она ко мне тоже как к подружке относиться.

— Стоп! Я уже ничего не понимаю. Она тебя бросить хочет?

— Да нет, вроде.

— Ты ее бросить хочешь?

— Да тоже вроде нет.

— А секс у вас когда последний раз был?

— Утром.

— Да у вас мечта, а не отношения!

— Но ведь секс — не показатель, е-мое. Я просто чувствую, что мы — друзья. Друзья, а не влюбленные. Вот смотрю на вас с Уизелом, на Поттеров этих сумасшедших... Вроде и ссоритесь, и злитесь, и обзываете друг друга последними словами, а смотрите друг на друга — и сразу по вас видно, что это любовь.

— Я сейчас слезу пущу от умиления.

— Иди нахер, Грейнджер. Я серьезно.

— Поговори с Луной, а?

— А она не обидится?

— Если ты для нее и вправду подружка, с которой можно еще и потрахаться, то не должна.

— Вот какого черта ты все опошляешь, а?

— Не я такая, жизнь такая. А теперь заткнись и дай мне спокойно дописать реферат.

* * *

— Грейнджер, у вас какие планы на Новый год? — Малфой все порывается заснуть на учебнике по ядам, но зоркая Гермиона все подмечает и вовремя отвешивает подзатыльники, чтобы не расслаблялся.

— Да нет пока планов никаких. Что-то предложить можешь?

— А давайте ко мне в Мэнор, а?

— Родители все еще в Кенте?

— А где же им еще быть? В Кенте, в Кенте... А четвертого января Луна уматывает в свою экспедицию, так что на Новый год будет последняя возможность побыть всем вместе. Поттеры ведь еще пополнения не ждут?

— Нет, не ждут пока.

— Вот и отличненько! Значит, сможем погудеть на славу.

— Вы с Луной так и не сошлись? — Гермиона успевает конспектировать, расспрашивать Малфоя и жевать булочку одновременно. Парень снова ложится на парту, пристроив себе вместо подушки толстенный том по ядам растительного происхождения, и закрывает глаза.

— Мы друзья, нам нечего сходиться. Мы и так будем вместе всегда.

— Ага. Но живет она все еще у тебя?

— Мы даже в разные спальни разъезжаться не стали. И так хорошо. Да и привыкли уже.

— Ага, друзья они, как бы не так...

— Грейнджер, завидуй молча. Она лучшая девушка на Земле. И мы не спим, если ты об этом, — Гермиона давится булочкой, и Малфой благородно колотит ее кулаком по спине.

— Что, правда не спите? Такое возможно вообще?

— Как видишь, — улыбается парень. Грейнджер задумчиво крутит перо в пальцах.

— Это возможно только с Луной... Надолго она уезжает в свою экспедицию?

— На полтора года. Бенедикта оставляет мне, — улыбка у Малфоя становится какой-то совсем детской. — Меня вот только одно беспокоит. Луна уедет, а родители, наверное, вернутся.

— Тогда мы просто обязаны отгулять Новый год в Мэноре.

— Ага, только давай что-то дурацкое придумаем. Ну, чтобы не просто пьянка получилась, а пьянка со смыслом.

Гермиона закусывает нижнюю губу и сосредоточенно хмурится.

— Может, маскарад? Новый год же... — глаза у Драко загораются, он даже отрывает голову от фолианта.

— Точно! Ты мозг, Грейнджер! Только надо, чтобы костюмы обязательно самодельными были, иначе не смешно получится! Скажи Уизелу, Поттерам чокнутым скажи, Джорджу там... Лонгботтома позови и эту его кудряшку, никак не запомню, как ее зовут-то... А я Забини приглашу, он как раз приедет на Новый год сюда. Ну и Луна будет, куда же без нее. Супер! Пир будет на весь мир!

— Молодые люди, соблюдайте тишину в библиотеке...

* * *

А Новый год и вправду удается на славу. Малфой-мэнор еще никогда не видел такой гулянки. Да и вряд ли увидит, чего уж там. Толпа веселых, пьяных и разодетых в самые разнообразные дурацкие костюмы людей гоняла по бесчисленным залам и комнатам, играя в прятки. Поттер, переодетый в пирата, затеял полеты на метле на скорость по длинным коридорам, но не рассчитал с поворотом, зацепился бутафорским мечом за подставку для факела и свалился с метлы, и к финишу к своему же небывалому удивлению первым пришел Невилл в наряде графа Дракулы. Малфой, который только-только познакомился с маггловским кино, измазался весь какой-то зеленой пакостью и утверждал, что он Шрек. Рон в костюме индейца безостановочно ржал и пил, пока Драко не начал докапываться до его венка из куриных перьев, которые должны были быть похожими на головной убор вождя племени. На этом распри были позабыты, парни распили бутылку огневиски и начали учиться танцам индейских племен. Гермиона пришла в костюме ангела, ее наколдованный нимб привлекал всеобщее внимание, но когда через полтора часа она навернулась с высоченных каблуков на пол, Джинни (в костюме бабочки, да) начала в полный голос ржать и кричать о том, что она теперь не просто ангел, а падший ангел. Малфой же поинтересовался, сколько куриц они с Уизелом ощипали в «Норе», чтобы сделать ей крылья, а ему — венок («О, прости, прости, головной убор вождя племени, я помню!»). Луна, замотанная в белую простыню уверяла всех, что она древнегреческая богиня (имя самой богини никто не запомнил) и пыталась напоить всех красным вином. Но больше всех удивил Забини, который явился в набедренной повязке, с кучей каких-то ожерелий на шее и копьем в руке («— Чур меня, Забини, ты что из себя изображаешь? Стриптизера, что ли? — Сам ты стриптизер, чудище зеленое! А я — туземец!») Портреты великих предков Малфоя смотрели на все это безобразие круглыми от ужаса глазами и даже не находили слов, чтобы бросить какое-нибудь ехидное замечание.

Потом Гермиона наколдовала теплый снег прямо в Каминном Зале, и все побежали играть в снежки. Сначала — мальчики против девочек, потом — в кого снежком попадешь, тот и враг. А в конце концов все слепили огромнейшего снеговика, который всем почему-то напомнил Слизнорта. Снеговика тут же нарекли Горацием, слепили ему еще усы и наколдовали коробочку засахаренных ананасов.

Над всем этим хаосом и безумием летал выпущенный из клетки в честь праздника попугай Бенедикт и распевал матерные частушки.

Когда часы начали бить двенадцать, Гермиона попросила себе повышенную стипендию, Рон — дальнейшего процветания «Волшебным вредилкам», Джинни — победы «Холихедским гарпиям» в нынешнем сезоне. Малфой захотел влюбиться в этом году, Невилл — жениться, а Луна — найти все-таки во время своей экспедиции в Южной Африке доказательства существования нарглов. А Гарри...

А Гарри загадал себе сына.

* * *

Девятого февраля Малфой приходит на занятия чернее тучи. Гермиона осторожно трогает его за плечо, но тот только отмахивается и буркает, что «все в порядке, не выспался». В полном молчании они отсиживают первые две пары, но во время большой перемены Малфой вздыхает как-то слишком тяжко, и Гермиона, наплевав на то, что она староста, и что сейчас пара по противоядиям группы В, которую не следовало бы пропускать, хватает друга за руку и аппарирует в «Три метлы», где берет бутылку огневиски. Драко смотрит на выпивку обреченным взглядом и брякает:

— Это ты правильное пойло взяла, Грейнджер. Как раз на поминки подойдет.

— Малфой, у тебя умер кто-то? — взволнованно тянет Гермиона и заглядывает ему в глаза. — Кого хоронишь, друг?

— Свободу свою хороню, Грейнджер. Свободу.

Девушка непонимающе качает головой и наливает первый стакан. Драко выпивает его залпом и начинает рассказывать.

Рассказывает он долго, то и дело прерываясь на лирические отступления, ругательства и перекуры. Рассказывает о том, что родители узнали, что Луна уехала куда-то к черту на рога, что в Мэноре их сын уже месяц, как живет один, но им об этом сообщать не спешит. Что приехали домой, вернули поместью прежний вид и что запретили выпускать Бенедикта из клетки. Рассказывает о долгом, тяжелом и обстоятельном разговоре с отцом (в этом отрывке ругательств особенно много, Драко вспоминает нижнее белье всех основателей вместе с Мерлином, а также мать его и всю остальную родню).

— Короче, Грейнджер, женят меня. Уже даже невесту выбрали. И с ее родителями договорились. Все довольны, все смеются.

Гермиона озадаченно морщит лоб, подкуривает сигарету и спрашивает осторожно:

— А кто суженная твоя?

— Астория Гринграсс, сестра Дафны, на курс нас младше в Хогвартсе училась.

— Что-то я совсем такой не помню...

— Потому что помнить там нечего! Худая, маленькая, волосы какие-то бесцветные и тусклые, глаза рыбьи водянистые, бледная, улыбка обморочная... Ну, никакая словом! И с ней мне надо будет прожить всю свою жизнь, представляешь? Только вслушайся, Грейнджер, всю жизнь! И что теперь делать-то?

Бутылка уже почти пуста, но в серых глазах Малфоя нет и намека на алкоголь, там только отчаянье и растерянность.

— Во-первых, надо сначала встретиться с этой твоей Асторией. Может, у нее желание замуж выходить точно такое же, как у тебя жениться. А если вы договоритесь, то потом уже можно будет что-то думать.

Драко кивает задумчиво и снова прикладывается к стакану.

— Да, ты права. Сегодня же отправлю ей сову. Кто знает, может, не все еще так безнадежно.

— Вот и молодец. А теперь давай по домам. Потому что как-то это неправильно — еще только обед, а я уже пьяная.

* * *

На День Валентина выпадает снег, и Гермиона долго гуляет по Лондону за руку с Роном. И не хочется заходить ни в какие кафешки, и в кино идти не хочется. И так хорошо — просто бродить заснеженными улочками старого города, чувствовать, как тепло и уютно твоей маленькой ладошке в его большой и горячей ладони, целоваться под каждым фонарем, словно не три года уже вместе живете, а только-только встречаться начали. А еще можно дурачиться и затащить Рона в будку с надписью «Фото за тридцать секунд» и кривляться на камеру, и там же на камеру целоваться...

А когда они вваливаются к себе домой — раскрасневшиеся и хохочущие, то обнаруживают у себя на диване Малфоя с абсолютно шальными, дикими глазами.

— Герм, скажи, у нас с тобой хоть один День Валентина пройдет, как у нормальных людей? — бурчит Рон, а Грейнджер думает, что, дырявая башка, опять забыла заблокировать камин. Малфою абсолютно плевать, что гость он незваный и нежелательный, он с радостью соглашается испить предложенного только из вежливости чаю и сразу же выпаливает:

— Грейнджер, мне конец! Я влюбился! С первого взгляда! По уши!

От такой информации Гермиона медленно оседает в кресло напротив Драко, а Рон едва не проливает на пол только-только заваренный чай.

— В кого?

— В Асторию! В Асторию Гринграсс!

— Стоп, я ни черта не понимаю! — Гермиона рассеянно чешет за ухом Няша, который сразу же прикатился с кухни, услышав хозяйку. — Так она же бледная и никакая, и улыбка у нее обморочная, и глаза рыбьи...

— Какой же я дурак, староста! Я ее видел последний раз, когда ей пятнадцать было! А сейчас ей почти девятнадцать, улавливаешь? И она невероятно красива! У нее глаза голубые-голубые и яркие-яркие, у нее волосы светлые длинные, у нее руки изящные, а пальчики тоненькие. Она воспитана, она аристократична, она умна! Она шутит смешно! Я хохотал так, едва под диван не свалился! Она совершенна, понимаешь, Грейнджер? Совершенна!

— Ну ты и попал, гад ползучий... — тянет Рон, а Гермиона только улыбается:

— Ну так все хорошо? У вас свадьба будет, детишек себе нарожаете, да будете жить долго и счастливо, да умрете в один день...

— Ни черта не хорошо, Грейнджер! Она не хочет за меня замуж!

— Как не хочет?

— А вот так — не хочет! Я ее увидел и слова не мог из себя выдавить, а она меня в гостиную пригласила, говорит, извини, мол, женишок, мои родители все это без меня решили, а я еще замуж не хочу, я еще образования не получила, а от родителей не хочу зависеть, хочу сама на ноги встать. И ты, конечно, классный, но я для семейной жизни еще не готова, да и вообще, замуж хочу по любви, а не по расчету, тем более расчет даже не мой. Так что давай скажем об этом родителям, пусть отменяют помолвку, ты ведь затем со мной встретиться хотел?

— А ты что?

— А я ничего. Кивал, как китайский болванчик, придумать ничего не смог. А потом уже как-то о другом заговорили, и снова поднимать эту тему было как-то неловко.

В гостиной повисает тягучая тишина, только кот Робинзон довольно урчит у Рона на коленях.

— И что делать теперь? — в глазах у Малфоя тоска зеленая, и Грейнджер вздыхает.

— Ну не силой же ее под венец тащить...

— Я не хочу силой! Я хочу по любви, вот!

— Ну так влюби ее в себя. По тебе же все девчонки на первых курсах сохли!

— Так то все, а это — Астория...

— Ну, если будешь продолжать сидеть у нас в гостиной и ныть, убежит твоя Астория куда подальше. И никакие помолвки ее не остановят. Так что — вперед и с песнями. Только ты... того, фантазию включи. Удиви девушку.

Малфой озадаченно кивает, встает с дивана и исчезает в зеленом пламени камина. Гермиона вздыхает, сгоняет с колен Рона Робинзона и пристраивается туда сама, чтобы хоть один День Валентина у них прошел, как у нормальных людей. И даже не забывает взмахнуть палочкой, блокируя камин.

* * *

Малфой обхаживает Асторию два месяца. Он поет под ее балконом серенады, фальшивя и сбиваясь, он задаривает ее цветами, он приглашает ее на свидания в лучшие рестораны Лондона. Астория все его ухаживания принимает со снисходительной улыбкой, но идти на свидания категорически отказывается. Гермиона смотрит на унылые потуги друга и вздыхает тяжко («Куда подевался мой веселый и обезбашенный Малфой, а? Ты сейчас все больше и больше напоминаешь того напыщенного идиота, который бегал за нами по всему Хогвартсу на пятом курсе в составе своей Инспекционной дружины...»)

— Ты не понимаешь, — возмущается Драко, сосредоточенно помешивая свое противоядие на практическом занятии, — с ней нельзя, как с тобой. К ней подход нужен. Она аристократка.

— Да будь собой!

— Ты что! Я же ее напугаю, она ко мне и на километр не подойдет!

— Ага, а так ты предоставишь ей сюрприз после свадьбы. Если она будет, конечно. Потому что, прости, но на нее весь твой павлиний выпендреж не производит никакого впечатления.

Малфой хмурится и лишний раз помешивает зелье, отчего оно благополучно перетекает через край котла.

— Твою мать! Из-за тебя все!

— Не из-за меня, а из-за того, что у кого-то руки кривые.

Малфой пишет Астории ужасные стихи, присылает приглашения на выставку подлинников Моне и пытается заводить разговор о великих предках и славной истории. Пытается — это потому что Астория уже откровенно его избегает, не в силах отвадить навязчивого поклонника.

Драко все чаще впадает в отчаянье, а Гермиона — в ностальгические воспоминания о старых-добрых временах.

Все прекращается внезапно — приезжает Забини и тащит старого приятеля на концерт «Вервольфов Варфоломея», чтобы хоть как-то отвлечь его от грустных мыслей. И там, отрываясь под старый-добрый хеви-металл, Малфой замечает в толпе Асторию — в обычных потертых маггловских джинсах, зеленых кедах и черной майке, с собранными в пучок волосами и полным отсутствием макияжа на лице, она прыгает как сумасшедшая, и подпевает любимой, видимо, группе. Драко на несколько минут теряет дар речи, а потом проталкивается к ней сквозь шумную и веселую толпу. Астория смотрит удивленно, но сбежать не порывается, и они отрываются уже вдвоем. Забини, золотой, понимает ситуацию и к парочке ближе, чем на два метра, не подходит.

А когда после концерта Драко предлагает пойти пройтись и выпить пива, Астория задумывается на минутку, но потом соглашается. А уже совсем ночью, перед тем, как аппарировать домой, она бросает парню через плечо:

— Может быть, не такой ты и придурок, Малфой.

Она исчезает с характерным хлопком, а Драко еще долго стоит посреди улицы и улыбается.

Они встречаются через день — бродят по музыкальным магазинам в поисках редких винилов, гуляют по Лондону и пьют пиво в пабах. Малфой не стесняется при Астории курить, а с ее уст иногда слетают крепкие словечки, совсем не подобающие чистокровной леди. Она интересуется его учебой, ведь сама учится в Академии при больнице святого Мунго, он увлеченно слушает о заклинаниях, сращивающих кости. Они хохочут от одинаковых шуточек, Драко знакомит ее с Гермионой, Уизелом и Поттерами, и они прекрасно проводят время, играя в волшебный пейнтбол — ага, попробуй, увернись от шарика с краской, если он еще и гоняется за тобой по всему полю, и остановить его можно только ответным выстрелом!

А потом Джинни приглашает всех на финальный матч сезона, где ее «Гарпии» противостоят «Паддлмир Юнайтед». За игру она забивает девять квоффлов, ее команда завоевывает чемпионство, а Малфой, предварительно наложив на себя Сонорус, орет на весь стадион о том, что: «Астория Гринграсс, я люблю тебя и хочу, чтобы ты стала моей женой!!!» Астория соглашается при одном условии:

— Малфой, только никогда, слышишь, никогда больше не пиши мне стихов!

* * *

Гермиона вылетает из аудитории, как на крыльях. Драко лениво приоткрывает левый глаз:

— Сдала?

— Сдала! «Превосходно»!

— Я знал, что у тебя будет повышенная стипендия, ботаник ты мой родной! Ну что, поздравляю тебя со сдачей последнего экзамена! И, прости, сегодня я с тобой отмечать не буду — меня дома ждут. Свадебные хлопоты, сама понимаешь...

— Погоди, так свадьба у вас только десятого сентября!

— Ты это моей маме объясни... Все, Грейнджер, еще раз поздравляю и хорошего лета тебе! Если Scorpions будут давать какой-то концерт в Англии — давай знать!

— И тебе удачи, чудо в перьях. Ты хоть сов присылай иногда...

— Буду присылать, не волнуйся!

И Малфой аппарирует. Начинается еще одно лето.

Год пятый

Солнце жарит, как сумасшедшее, этот июль точно сведет всех с ума своей аномальной жарищей. Дышать тяжело, а учиться — еще тяжелее, но выхода другого все равно нет, поэтому Драко мужественно грызет гранит науки в душном Мэноре. Настроение чуть ниже, чем ниже плинтуса, Астория уехала два дня тому назад к родителям, оставив супруга одного — чтобы ничего не отвлекало от учебного процесса. Она даже Бенедикта с собой забрала, и теперь дома пусто, тихо и совсем невесело. А «Основы нейтрализации пищевых ядов» кажутся такими скучными, что Малфой клюет носом и никак не может сосредоточиться. Но вступительные экзамены уже через четыре дня, а это вам не хухры-мухры, тут готовиться надо. И Драко с удвоенной силой штурмует фолианты.

— Абитуриент Малфой, будьте любезны, откройте камин! — звенит в душной тишине знакомый голос, и Драко вздрагивает от неожиданности. Нет, этого быть не может. Это у него начались слуховые галлюцинации. Переучился, видать.

— Малфой, я что, до вечера в этом зеленом пламени топтаться должна? — парень резко оборачивается и видит в камине растрепанную, загорелую и немного сердитую Грейнджер.

— Ты же уехала! — восклицает радостно, а девушка в камине только отмахивается:

— Как уехала, так и приехала! Открывай давай! Припекает же...

Малфой поспешно взмахивает палочкой, и Гермиона вываливается на ковер. Она вся перепачкана сажей и немного похожа на тех карикатурных ведьм, что рисуют маглы в своих сказках, вот только короткие шорты и майка с Микки Маусом как-то совсем не вписываются в этот образ. Грейнджер, как обладательница красного диплома, на магистратуру была зачислена без вступительных экзаменов, поэтому, распихав все свое зверье по друзьям и пожелав Малфою удачи, благополучно умотала со своим рыжим куда-то в Испанию на моря. Но сейчас она убирала палочкой следы сажи с ковра в Малфой-мэноре и была вполне себе довольна жизнью.

— Вы чего, с Уизелом поцапались? Чего вернулась-то? — осторожно спрашивает Малфой, прикидывая, остались ли у него Успокоительное зелье и огневиски — ну, как два самых действенных способа снятия стресса.

— Да нет, — смеется Гермиона, — ничего мы не поцапались. Все хорошо. Вот только с ним отпуска нормального не бывает — подхватил какую-то местную лихорадку, пришлось в срочном порядке возвращаться в Британию.

— Жив хоть?

— Да что ему будет! Лежит в Мунго на карантине, весь в розовых пятнах, а так — ничего серьезного. Ни температуры, ни кашля, ни бреда. Целители сказали, что через три дня можно будет забрать домой. Ты-то тут как?

— Учу, — смурнеет сразу Малфой, а Гермиона снова смеется в ответ:

— Что-то не слышу энтузиазма в твоем голосе, друг!

— Да иди ты, Грейнджер, — беззлобно бросает парень. — Ты мне лучше с ядами помоги, иначе завалит меня Верти на вступительных.

— Тебя завалишь, — улыбается Гермиона и садится за стол, беря в руки книгу. — У тебя ведь язык, как помело — заговоришь всех до смерти.

Малфой ухмыляется в ответ и садится рядом, бросая насмешливый взгляд на чумазое лицо подруги:

— Умыться не хочешь? А то ты сейчас больше на вождя племени какого-то индейского похожа, а не на строгую учительницу.

Гермиона тут же вскакивает на ноги и мчится в ванную, обернувшись на пороге для того, чтобы крикнуть:

— Я в душ, а ты повтори пока противоядия от пищевых ядов, вернусь — буду проверять!

Малфой тяжко вздыхает и начинает листать страницы фолианта, ведь знает — Грейнджер умеет загораться идеей, и так просто от нее теперь не избавиться, будет спрашивать до потери пульса. И даже, возможно, дольше. И вправду, когда девушка возвращается из ванной, вся посвежевшая и бодрая, парень замечает в ее глазах маниакальный блеск, который чаще всего появлялся за неделю до начала сессии. За Малфоево обучение Гермиона берется со всей присущей ей ответственностью. И через два часа парень уже подумывает о том, что просить ее о помощи было идеей глупой, а через четыре — малодушно просит о перекуре. Девушка перекур разрешает, но при этом строго сообщает о том, что «даже и не думай, что он будет продолжаться дольше пятнадцати минут!»

Курить с Грейнджер хорошо. Она рассказывает про Испанию и Поттеров, которых Джеймс Сириус уже совсем умотал, рассказывает про Невилла, который собрался податься в Хогвартс преподавать Травологию, ведь профессор Спраут уходит на пенсию... У нее всегда есть тысяча и одна история, над которыми можно смеяться до слез и колик в животе, историй, которые потом вспоминаешь и расплываешься в довольной улыбке. Драко отдыхает. И отступает куда-то легкий мандраж, который в этот раз появился почему-то перед экзаменом. Ведь где-то там, внутри, точит нервы маленький червячок-сомнение: «А вдруг не поступлю?», и хоть Драко и отмахивается от подобных мыслей, его все равно чего-то легко потряхивает.

А потом Грейнджер вновь превращается в грозную фурию и гонит Малфоя назад, в гостиную, учиться. Парень матерится тихонько, шипит сквозь стиснутые зубы проклятия и ругательства, но подчиняется. И следующие четыре часа послушно отвечает на поставленные вопросы и конспектирует новую информацию. А когда Малфой-мэнор укутывают летние сумерки, Грейнджер устало трет глаза и говорит:

— Ну, наверное, на сегодня хватит. Пойду я уже к себе, у меня там орава мохнатых не кормлена, ждут меня, скучают...

Драко сразу же становится тоскливо. От одной мысли, что придется снова сидеть в тихом и пустом Мэноре, делается тошно, и парень корчит несчастную рожу и говорит:

— А может, я у тебя переночую сегодня? Тори уехала к родителям, скучно здесь.

— Отличная идея! Так я смогу проследить за тем, чтобы ты все-таки учился, а не дурака валял! — радостно соглашается Гермиона. — Давай, собирайся, чего там тебе надо — щетка зубная, пижама, еще чего... Я подожду.

И следующие три дня Драко не вылезает из дома Грейнджер и Уизела, усердно зубрит и ботанит, ест Гермионину стряпню и кормит важного кота Робинзона, смешного морщерога Няша и ошалело веселого пса Арчи (сначала подаренную Поттерами овчарку назвали Арчибальдом, но он оказался таким несерьезным, что имя тут же сократили). Через три дня возвращается из больницы Рон, он совсем незло бухтит что-то на тему «Отлучился из дома на четыре дня, вернулся — а тут уже Малфой в моих тапочках бродит» и порывается язвить, но у него это выходит слабо, и в результате все втроем благополучно ржут над его бледно-розовыми пятнами, которые еще немного видны на руках.

А через четыре дня Драко идет на экзамен и тянет билет, который знает досконально.

* * *

Джинни неловко переминается с ноги на ногу, а Гермиона только перехватывает поудобнее несколько книг, которые держит в руках. «И где только носит Рона и Малфоя, джентльменов херовых? Вот когда надо помочь книги из библиотеки дотащить — вечно словно сквозь землю проваливаются!»

— Мне так неудобно, честно... — Джинни мямлит что-то тихо-тихо, и Гермиона ловит себя на мысли, что сейчас она совсем не похожа на ту веселую и обезбашенную девчонку, к которой все привыкли. — Я бы попросила маму, но они с папой уехали к тетушке Мюриэль, а остальным я не очень доверяю...

— Джин, да что тебе надо-то? Говори, не томи!

— Можете присмотреть за Джеймсом несколько дней? — выпаливает рыжая на одном дыхании, и пока Гермиона не успела ничего возразить, тут же продолжает: — Мы с Гарри хотим уехать во Францию на выходные. Целое лето никуда выбраться не могли, а тут Гарри на работе подарили путевку в Лион на три дня.

Гермиона поражено застывает на месте. Ребенок. Восьмимесячный мальчуган, который сидит, ползает, сует в рот все, что плохо лежит, и не дает спать. Крестник, который любит играть и смеяться, но точно так же любит капризничать и плакать.

— Джин, у меня университет, у Рона работа... — начинает Гермиона, но Джинни смотрит умоляюще:

— Мы только на выходные!

— Ну ладно... Только... не умею я за детьми следить, у меня младших братиков и сестричек не было, никогда я таким не занималась...

— Я расскажу тебе все, научу! — улыбается девушка и тут же хлопает несильно подругу по плечу: — Да не дрейфь, это вовсе не так сложно, как кажется на первый взгляд!

— Когда уезжаете-то? — вздыхает Гермиона, все еще до конца не веря, что она согласилась.

— На следующей неделе. В пятницу. А в понедельник уже назад! Не успеешь и заметить, как время пролетит! — Джинни сияет, как начищенный галеон и в порыве благодарности даже забирает у Грейнджер часть ее книг.

Следующие дни Гермиона внимательно слушает наставления четы Поттеров про режим, еду и нейтрализацию стихийных выбросов магии, которые в последнее время у маленького Джеймса случаются все чаще и чаще. Девушка отчаянно пытается запомнить все-все про смеси, прогулки и одежду. И когда до отъезда друзей остается день, у нее случается легкая истерика по поводу «я ничего не умею, Рон! Я точно сделаю что-то не так! А это ведь Джейми, наш маленький Джейми! А вдруг он заболеет? А вдруг у меня не получится? Что делать? Я ничего не запомнила из того, что мне Джинни неделю втирала!» Рон на удивление спокоен и терпелив, он обнимает ласково, прижимает сильнее к теплому боку и нежно шепчет в ухо, успокаивая:

— Дурочка, все будет хорошо. Мы справимся, я знаю.

Гермиона прижимается к родной груди и немного затихает. Рон пахнет солнцем и бабьим летом, и возле него всегда как-то спокойно. Девушка улыбается и трется носом о его подбородок.

— Справимся. Мы в свое время все хоркруксы уничтожили, что мы, за ребенком не уследим?

А на утро дом наполняется кучей детского хлама — Поттеры притаскивают маленькую кровать, кучу игрушек и подгузников, банки со смесью, коляску и прочее безобразие. Гермиона смотрит на это все с ужасом, и уже готова снова начать истерить, но Рон обнимает ее покрепче и целует в висок:

— Успокойся, чудо.

И остается только благодарно улыбнуться парню, принять Джеймса с рук Гарри и помахать Поттерам рукой, желая счастливого пути и удачного отдыха.

И началось. Джеймс смотрел на нянек с сомнением и устраивал концерты, Джеймс ползал по полу в гостиной, таща к себе в рот все, что попадалось под руку, Джеймс дергал Робинзона за хвост, а Арчи — за уши, Джеймс испугался Няша, который подкатился было знакомится с новым обитателем дома, и долго-долго не мог успокоиться. Джеймс не хотел кушать, и Рону приходилось кривляться и корчить рожи, отвлекая малыша, пока Гермиона пыталась запихнуть в него ложки каши. Джеймс благополучно дрых во время прогулок в парке, но вот по ночам был на удивление бодр и активен. Джеймс стихийным выбросом шмякнул Рона по лбу ложкой, а Гермионе, которая над этим всем ухахатывалась, перекрасил волосы в зеленый цвет. Джеймс распевал свои младенческие песни и смеялся, когда Грейнджер подкидывала его в воздух (и это все под отчаянные крики рыжего: «Уронишь! Убьешь ребенка — что я потом Гарри скажу?!»). Рон менял подгузники, Гермиона готовила завтраки, и они вместе развлекали крестника всякими магическими мелочами типа пускания мыльных пузырей или бабочек из палочки. И когда какая-то старушка во время прогулки в парке заулыбалась им во весь беззубый рот («Какой хорошенький! Молодцы, родители, постарались!»), Гермиона краснеет, а Рон гордо выпячивает грудь, но ни один не признается, что ребенок на самом деле не их.

Поттеры возвращаются в понедельник, счастливые и с абсолютно одинаковыми сытыми улыбками на лицах. Джинни смеется и носится по дому диким жеребенком, тискает Джеймса и совсем не обижается на Гаррино: «Задушишь ребенка, дурочка!». Гарри вручает друзьям бутылку французского вина и с восхищением рассказывает о Лионе, хоть жена и хихикает тихонько:

— Да мы из номера отеля только пару раз выходили, все из койки выбраться не могли! Ой, Гермиона, а у тебя почему-то прядка зеленая в волосах...

Поттеры забирают сына и детское барахло тоже забирают, и когда за ними закрывается дверь, Рон подходит к своей девушке и обнимает нежно, целует в макушку и шепчет:

— А ты говорила, не справимся... Герм, может, нам тоже ребенка завести?

Гермиона хмурится и грозит рыжему кулаком.

* * *

— Малфой, я хочу бросить курить, — шепчет Грейнджер тихо. Колобок, конечно же, не слишком сердится, когда студенты на парах переговариваются, но и мешать преподавателю не очень хочется.

— Нафига? — спрашивает Драко, не отрываясь от конспекта. Гермиона пожимает плечами.

— Не знаю. Подумала, что надо бросать. Пять лет уже дымлю, сколько можно-то?

— Ну, бросай.

— Поможешь мне?

— За компанию бросать не буду, даже не думай.

— Неееет, ты не понял. Просто проследи за мной, ну, чтобы я сигарет не стреляла ни у кого, и чтобы сама не курила... — девушка дышит на холодные руки — холод в аудитории стоит страшный, начало ноября просто издевается над людьми, заливая ледяными дождями и не поднимая температуру воздуха выше плюс трех.

— Ну смотри, сама напросилась, чтобы потом не жаловалась.

— Ты знаешь, Джинни опять беременна, — замечает Гермиона через несколько минут. Малфой только ухмыляется:

— Что, сентябрьский отпуск во Франции не прошел зря? Ну Избранный, ну дает...

Колобок что-то вещает о выращивании лиора репчатого, а эти двое на четвертой парте даже и не думают его слушать...

Гермиона выдерживает ровно полторы недели. Она раздражительна сверх меры, матерится на хихикающего Малфоя, но сигарету в руки не берет. И только через полторы недели, когда она уже подходит к ларьку с табаком, рядом аппарирует Драко и отлавливает ее под белы рученьки.

— Куда собралась?

— Черт! Как ты узнал?

— Чары следящие на тебе, как же еще, — парень улыбается довольно, а Гермиона резко освобождает свою руку и рычит:

— С ума сошел? Ты за мной следил?!

— По твоей же просьбе, прошу заметить!

— Идиот! И ты все это время знал, с кем я и что делаю?

— Ой, да у тебя, знаешь ли, не такой уж и разнообразный образ жизни — ты либо в библиотеке, либо дома с Уизелом. А чем вы там занимаетесь — нетрудно догадаться и без Следящих чар...

— Придурок! Да как ты мог?! Никогда больше у тебя ничего просить не буду!

— Грейнджер, ты куда шла? За сигаретами? Так давай иди уже, покури и успокойся! И нечего на мне свои нервы срывать!

Гермиона как-то резко сникает, мнется и смотрит в пол.

— Прости... Я, наверное, еще не готова. Не могу я без сигарет. Совсем как-то не могу. Нет у меня силы воли... — Малфой фыркает, достает из внутреннего кармана теплой мантии пачку и протягивает подруге:

— На, угощайся. Только когда в следующий раз будешь пробовать бросать курить, меня в помощники не приглашай. Неблагодарное это дело.

Грейнджер улыбается, вытаскивает из пачки сигарету и прикуривает.

* * *

На Рождество снова собираются все вместе, на этот раз — у Поттеров. Джинни все еще носится по дому взбешенным бладжером, признаков беременности пока совсем не видно, поэтому девушка бегает из кухни в гостиную, накрывая стол для гостей. Джеймс уже самостоятельно топает, порывается разговаривать и время от времени взрывает игрушки на елке. У Поттеров дом довольно большой. Не такой, конечно, как Малфой-мэнор, но однозначно больше, нежели у Уизли и Грейнджер. Стол ломится от всевозможных блюд и напитков, народ весело болтает и поет, и так тепло, так уютно...

А когда Астория вежливо отказывается от бокала вина, Гарри весело ржет:

— Чего, Малфой, Противозачаточного зелья под рукой в нужный момент не оказалось?

И глаза у Драко становятся похожими на блюдца, так он удивлен подобной фразой. Он переводит недоуменный взгляд с Поттера на жену, которая вдруг резко краснеет и отводит глаза.

— Тори, это правда? У нас, что, будет ребенок?

И тишина вокруг становиться ну совсем звенящей. Все застыли в нелепых позах, а Гарри уже тихонько ругает сам себя за несдержанность и бесстактность. А Малфой медленно подходит к Астории, которая поднимает, наконец, влажные голубые глаза на супруга.

— Семь недель, Драко. Ты прости. Мы же не планировали. Мы же думали, рано нам еще. Мы же... — Малфой обнимает ее, зарывается носом в длинные золотистые волосы, прикрывает глаза и шепчет тихо-тихо, но это почему-то слышат все, кто находится в комнате:

— Это лучший подарок на Рождество.

И напряжение лопается, словно мыльный пузырь. Гостиная наполняется смехом и криками, все поздравляют будущих родителей, а Джеймс вносит в царящее вокруг веселье свою лепту, устроив пряникам полеты на скорость. Гарри тут же открывает новую бутылку, и все, кому пить можно, радостно заливаются спиртным. Джордж вытаскивает из своей безразмерной сумки фирменный фейерверк Уизли, и толпа бежит на улицу его запускать. Джинни отлавливает Асторию и начинает обниматься — у нее снова гормоны разбушевались не на шутку. Рон рассказывает Малфою о своем небогатом опыте общения с детьми (а именно — о тех самых сентябрьских выходных с Джеймсом), и из его рассказов выходит, что ребенок — это непонятно почему орущий и капризный монстр, который умудряется при этом всем быть еще и очень милым. А Драко... Драко то ржет, словно бешеный пикси, то опрокидывает в себя полный стакан огневиски и даже не кривится, то таскает Асторию на руках и лезет к ней целоваться. Гермиона смотрит на все это, улыбается про себя: «Ну куда ему ребенка? Сам ведь еще мальчишка...»

— Грейнджер, ты слышала, да? Я буду отцом! — кричит Драко, а Гермиона только крутит пальцем у виска — сдурел, точно, сдурел!

Дом полон гогота и криков, дом полон людей, здесь пьют и поют, здесь все по очереди возятся с маленьким Джеймсом и во всю расхваливают кулинарные таланты Джинни. Здесь сегодня не вспоминают о работе и проблемах. Сегодня — Рождество, сегодня мерцает разноцветными огнями елка, и в воздухе пахнет хвоей и мандаринами. Гарри целует Джинни жарко, не обращая никакого внимания на замечание Рона о том, что «постыдились бы, тут же дети!». А дети в лице Джеймса Сириуса Поттера только выкрикивают громко и радостно:

— Бдымсь! — и тут же взрывают еще одну елочную игрушку.

Кто и когда включил музыку, сказать трудно, но танцы начались тут же. Веселая и подвыпившая толпа жаждет зажигательных ритмов и рок-н-ролл идет «на ура». А когда Элвис затягивает свою медленную «Can`t help falling in love with you», и Рон тянет Гермиону танцевать, та только поднимается на цыпочки, чтобы дотянуться легким поцелуем до длинного веснушчатого носа и шепчет тихонько:

— С Рождеством, родной.

— С Рождеством, милая...

* * *

Гермиона ходит злая и хмурая уже шестой день. Она крайне невнимательна на парах, она умудряется потерять целых четыре балла у Верти, а такого не было уже курса с первого, она рычит на одногруппников и вообще не реагирует на шутки. Малфой пытается выведать причину столь неблагодушного настроя, но от его фразы «Грейнджер, родная, у тебя, что, ПМС?» девушка дергается, словно ее ошпарили, и окатывает друга матом в девять этажей. Драко только пожимает плечами и вздыхает:

— Если человек идиот, то это надолго.

Февральские заморозки все еще дают о себе знать, но в Лондоне отчего-то очень пахнет грядущей весной. Малфою это приятно, он цветет и пахнет, и на его фоне хмурость Грейнджер еще больше бросается в глаза. Все вокруг уже привыкли к ее хрипловатому крику и злым взглядам «не подходи — убью», а вот Драко все не успокаивается — пытается как-то растормошить подругу. Он даже Уизелу сову отправил. «Рыжая идиотина, ты что сделал с Грейнджер? Усмири свою подругу, иначе до конца недели она всех в Академии Сектумсемпрой в салат порубит!» Но Рон причины такой внезапной перемены в характере Гермионы тоже не знал, о чем тут же поспешил сообщить бывшему слизеринцу: «Змеюка подколодная, я до этого момента был уверен, что во всем виноват ты! А усмирить не могу — брыкается, психует и даже спит в другой комнате, наглая эгоистичная зараза!»

— Грейнджер, ты реферат Боулзу написала? — спрашивает Драко на седьмой день, плюхнувшись за свою парту. Гермиона бросает на друга злой взгляд исподлобья и шипит:

— Написала, скатать не дам.

— Ну чего ты дуешься с самого утра-то? — парень роется в сумке, достает оттуда сэндвич и с наслаждением впивается в него зубами. Грейнджер едва заметно бледнеет и выдавливает из себя:

— Малфой. Что это?

— Сэндвич. Я сегодня проспал немного, позавтракать дома не успел, вот и купил по дороге... Хочешь? — Драко протягивает девушке надкусанный бутерброд, но та как-то резко вскакивает на ноги и выбегает из аудитории, зажав рот рукой. Малфой озадаченно провожает подругу взглядом, снова кусает сэндвич и выходит вслед за ней.

Грейнджер найти легко — она в ближайшем женском туалете сидит на полу, прислонившись к холодному кафелю, и тяжело дышит. Драко садится рядом.

— Это женский туалет, — говорит Гермиона едва слышно.

— Я в курсе. Проблевалась?

— Отравилась чем-то, наверное...

— Слушай, я такие пробежки до туалета дома наблюдаю вот уже второй месяц, мне-то можешь не заливать про «отравилась», — Гермиона смотрит на Малфоя, и глаза у нее совершенно больные. — Какой срок?

— Шесть недель, — она закрывает лицо руками и мотает головой.

— Ну так чего ты трагедию греческую тут устроила? Радоваться надо! Наши детишки в Хогвартс вместе пойдут!

— А как же учеба?

— Кто о чем, а лысый про расческу... Да знаешь, как я тебе завидую? Знаешь, как ты эту сессию сдашь? У тебя к июню уже как раз живот кругленький будет — тебе же все автоматом поставят!

— А диплом я как писать буду? Я же такой проект с Верти готовила... А теперь мне в лабораторию хода нет.

— Мы что-нибудь придумаем, слышишь? А сейчас иди домой, осчастливливай Уизела. Он, небось, на седьмом небе от счастья будет. Наконец-то повод появился тебя под венец затащить! Он же, наверное, уже раза три тебе предложение делал, — Малфой смеется тихонько с собственной шутки, пока Гермиона не буркает тихо:

— Не три, а только два.

— Ты серьезно?

— Ну, да. Первый раз, когда дом дарил. Второй — когда у Поттеров Джеймс родился. Малфой, не надо так на меня смотреть, и подбери челюсть с пола!

— Ты ему уже дважды отказала? С ума сошла? — парень не может поверить своим ушам.

— Я ему не отказывала! — Гермиона краснеет и поднимается с пола. — Я просто говорила, что нам некуда спешить!

— И это — самая умная студентка на курсе... — только и качает головой Малфой.

Грейнджер смотрит на друга растеряно, у нее глаза влажные, и руки она прижимает к плоскому еще животу.

— Все ведь будет хорошо, правда? — спрашивает она тихонько, а Малфой лишь смеется, поднимется на ноги и обнимает девушку.

— Все будет очень хорошо, Грейнджер. И ты наконец-то воплотишь свою мечту...

— Про теплый дом, любящего мужа и послушного умного ребенка?

— Нет, Грейнджер. Про то, как ты бросаешь курить.

Гермиона хохочет и бьет Малфоя кулачком по груди.

* * *

Большого праздника на свадьбу они не делают. Просто роспись в Министерстве Магии, просто венчание, просто вечер в компании близких и друзей. Джинни хохочет и заявляет, что беременность, наверное, заразна, Астория полностью ее поддерживает, а Гермионе остается только соглашаться. Рон, Гарри и Драко решают напиться дружной мужской компанией. Жены даже не против, машут на них рукой:

— Пьянствуйте, идиоты. Только не переусердствуйте, а то блевать на пару побежим...

Гермиона смотрит на свое маленькое золотое колечко на безымянном пальце левой руки, и вдруг ее всю затапливает такая безграничная нежность, что глаза резко становятся влажными. «Я теперь Уизли, с ума сойти», — шепчет себе едва слышно и незаметно целует свое обручальное кольцо.

А когда под вечер дом пустеет, смолкает музыка и гаснут огни, Рон прижимает ее к себе нежно-нежно, от него пахнет алкоголем и весельем, и Гермиона касается невесомо тонкими пальчиками каждой веснушки на родном лице.

— Я люблю тебя, — шепчет он, целуя.

— И я тебя люблю, — выдыхает она ему в губы. — Теперь ведь все изменится, да?

— Наверное. Но перемены — это всегда к лучшему...

За окном — начало марта, воды и грязи по колено, а у них внутри — тепло и солнечно, у них простыни белые и потрескивание камина, у них — любовь.

Зеленоглазый кот Робинзон неторопливо умывался в кресле.

* * *

— Грейнджер, ты мой должник до конца дней твоих! — такое впечатление, что Малфой от гордости сейчас лопнет. Гермиона только приподнимает удивленно брови:

— С чего это вдруг! И я уже Уизли, между прочим.

— Для меня ты навсегда останешься Грейнджер, а то, что там у тебя в паспорте написано мне абсолютно фиолетово. Я договорился о твоем дипломе!

— Как? — ошарашено восклицает девушка, а Драко только хохочет весело.

— А вот так! У нас с тобой общий проект будет! Я договорился. Ты пишешь теоретическую часть, а я зелья варганю. Тебе ведь сейчас в лабораторию вход закрыт, еще надышишься там ядовитых паров — оно тебе надо? А я все равно практику больше этой дурацкой писанины люблю. И курирует нас сама профессор Верти, так что оцени, на какие огромнейшие жертвы я пошел ради тебя!

— Малфооой, это, что, правда? — глаза Гермионы счастливо блестят. — Я тебя обожаю!

— Правильно, обожай меня, я этого стою, — ухмыляется Драко в ответ.

— А не хочешь мне за вафлями сгонять? — с едой у Гермионы одни проблемы — кушать хочется почти постоянно, но всегда чего-то такого, чего раньше никогда не хотелось. Ночами Рон по три раза аппарирует к круглосуточному супермаркету, когда благоверной вдруг до одури хочется скушать то маринованных грибов, то копченой рыбы, то шоколадного торта.

— Оборзела, да? — ржет парень в ответ. — Шиш тебе , а не вафли! Я же не твой рыжий, который покорно тебе повинуется!

— Ты подлец и негодяй, Малфой. Отказывать беременной женщине нельзя.

— Ой, да ты всего-то на четвертом месяце, еще и не видно ничего почти. Сама сбегаешь, не обломишься. Тем более, тебе нужно чаще бывать на свежем воздухе.

— Там холодно!

— Ничего не холодно, плюс семь! Давай, поднимай свою задницу, и поковыляли на пару, я себе тоже чего-нибудь прикуплю, шоколадную лягушку или еще чего... А заодно обсудим проект наш, ведь если я через три недели не покажу Верти хотя бы какую-то видимость работы, она меня точно живьем съест...

* * *

За окном середина мая, днем жарко-жарко, а ночью холодно так, что приходится одевать на себя фирменные свитера миссис Уизли и сворачиваться клубочком у Рона на коленях в поисках тепла. И сворачиваться последнее время не очень-то получается, животик уже обозначивается, да и Рон — хоть и терпит ее стоически на своих коленках, но бросает изредка фразочки типа: «Еще чуть-чуть, и я вас двоих не выдержу!» Они еще не знают, кто там — мальчик или девочка, поэтому все споры на тему имен заходят в тупик. Гермиона уверена, что у них будет сын, Рон — что дочка, и они совсем по-разному видят будущее еще не рожденного ребенка.

Девушка все так же исправно ходит на пары и пишет свою часть диплома, просиживает над разнообразными талмудами до ночи, хоть муж и пытается ее как-то приструнить, но это у него не слишком получается. Малфой дни и ночи просиживает в лаборатории и материт профессора Верти на чем свет стоит, но все равно словно светится весь изнутри, он ведь уже точно знает — у них будет сын. У них с Асторией каждый вечер дома баталии не на жизнь, а на смерть, они скандалят если не по поводу имени, достойного славной фамилии Малфоев, или цвета стен в детской, где ремонт идет уже добрых два месяца, то по поводу работы Астории (на каждый выпад Драко типа «Да что они, в этом твоем Мунго сами не справятся?!» находится контраргумент «Не справятся! Лечила раньше и лечить буду!»). И только у Поттеров дома тишь да гладь — у Джинни характер во время беременности становится более спокойным, и она даже и не думает пилить Гарри за то, что он задерживается в своем Аврорате до поздней ночи.

Час уже поздний, и Гермиона уже думает о том, что пора бы испить чаю с мятой и отправляться на боковую, как вдруг камин плюется зеленым пламенем и в гостиную шагает взъерошенный Малфой.

— Чего приперся на ночь глядя?

— Тоже рад тебя видеть, Грейнджер!

— Она не Грейнджер уже! — тянет Рон из соседней комнаты, где пытается приучить Арчи подавать лапу.

— И тебе привет, Уизел! — гаркает Драко. — Всегда знал, что в этом доме меня рады видеть!

Гермиона тихо смеется и хлопает ладошкой по дивану:

— Приземляйся, несчастье! Так чего пришел?

— Меня Астория выгнала! — возмущению Малфоя нет предела, и девушка только ухмыляется в ответ:

— Чего ты натворил в этот раз?

— Ничего я не творил! Правда! Я просто сказал, что назову сына Скорпиусом!

Из соседней комнаты доносится истерический хохот и звук падения какого-то тяжелого предмета, коим, по всей видимости, является Рон. Гермиона тоже хихикает:

— Ты еще более дурацкого имени придумать не мог?

— Грейнджер, ты ни хрена не понимаешь! Это же в честь Scorpions!

Хохот в соседней комнате переходит в истерический гогот, и Малфой рявкает в открытую дверь:

— Уизел, заткни пасть! Мне Грейнджер рассказывала, ты свою дочь вообще хочешь Клеменсиной назвать!

— Идиоты вы оба, — смеется Гермиона.

— Ты мне лучше скажи, что делать! Как Тори убедить?

— На концерт ее своди. Правда, в ее положении даже не думай билеты брать в фан-зону, раскошелься уже на VIP, что ли...

Камин снова плюется зеленым, и в пламени появляется голова Астории.

— Эй, есть кто дома? Мой благоверный не у вас там случайно ошивается?

— Привет! — Гермиона подходит к камину и улыбается подруге. — У нас, где же ему еще быть? Как чувствуешь себя?

— Нормально, бывало и похуже. Только мелкий сегодня разбушевался, пинается в печень и никак не успокоится, а я из-за этого заснуть не могу, — отмахивается Астория со смехом и тут же строго добавляет: — Малфой, где ты там? Хорош прятаться! Дуй домой давай!

— А сына Скорпиусом назовем? — тянет Драко с дивана, а Астория только шипит:

— Еще раз заикнешься об этом, я тебя по стеночке размажу! И вообще, мне нельзя волноваться, так что бегом домой! — И тут же ласково: — Гермиона, спокойной ночи. Выпихивай моего оболтуса и ложись спать уже — полночь скоро. Рону привет!

И исчезает в зеленых искрах. Драко упирается для проформы секунд тридцать, а потом сам шагает в камин и исчезает. Рон заходит в гостиную и обнимает Гермиону сзади, положив ладони на живот.

— Как думаешь, сдастся Астория? — шепчет на ухо едва слышно.

— Не знаю. Но Малфой, похоже, идеей загорелся серьезно. А если ему чего-то хочется...

— Бедный ребенок...

— И не говори...

* * *

Диплом у Гермионы — краснее некуда, и у Драко, как ни странно, тоже. Их совместный проект вызвал такой ажиотаж, что Аттестационная комиссия долго не могла прийти в себя после защиты. Профессор Верти сдержано гордилась своими подопечными и жестко пресекала любые попытки злобных критиков сказать хоть одно кривое слово про их квалификационную работу.

Конец июня, на улице — тепло-тепло. Астории рожать уже через месяц, и Драко весь как а иголках уже сейчас. Он то шипит что-то о том, что ни за что не пойдет с женой на роды, то о том, что никуда ее одну не отпустит. Гермиона только посмеивается и уплетает за обе щеки оливки, которые раньше терпеть не могла. У нее еще есть время до сентября, поэтому — спокойствие, только спокойствие. А еще — витамины, прогулки на свежем воздухе и прочая здоровая ерунда.

А еще у Гермионы и Драко есть один большой-пребольшой секрет, который они берегут, как зеницу ока. Про этот секрет не знает никто-никто, и друзья даже не думают его разглашать.

Пока что.